Шрифт:
Глава 2
Наша тетка была сухощавой высокой женщиной пятидесяти лет. Работала Арина Павловна машинисткой в какой-то конторе за жалкое жалование. Поужинав жидким супом, в котором плавали несколько картофелин, мы с братом легли спать. Я, переполненный впечатлениями, мгновенно уснул и проснулся уже рано утром.
Позавтракав перловой кашей, я стал уговаривать брата вступить в партию Большевиков и впоследствии уехать со мной в Москву и попытаться стать сотрудниками московской ЧК. Брат после недолгих уговоров согласился и мы, не откладывая в долгий ящик, отправились к председателю Тамбовского губернского комитета РКП(б).
Герман Иван Эрнестович, несмотря на свою занятость, уделил нам с братом немного времени. – Молодые люди! – Что у вас за срочность такая? Хотите вступить в ряды нашей партии – замечательно! Лично я обеими руками за то, чтобы сыновья красного командира оказались в одних с нами рядах. Но, правильно будет принять участие в работе советских органах в городе и показать себя достойными быть принятыми в партию. Как вы на это смотрите?
– Иван Эрнестович! – я решил не отступаться от своего плана и попробовать уговорить тамбовского партийца – мы с братом потому и просим принять нас в партию большевиков с тем, чтобы с партийным билетом у сердца гнать всю нечисть из нашей советской страны! Мы хотим стать революционными бойцами ЧК и отдать себя целиком на дело революции!
Председатель Тамбовского губернского комитета РКП(б) был впечатлен моим порывом и на следующем заседании комитета РКП(б) мы с Сашкой стали большевиками и получили мандат, в котором комитет нас направил для работы в губернскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Хотя я еще был слаб после болезни, но привлек брата и мы с ним по утрам бегали и делали занятия по физо, чем вызывали перешептывание своих соседей. Затем, умывшись и перекусив, бежали на нашу службу. Председатель Тамбовской ГубЧК Якимчик Иосиф Иосифович произвел на меня при первой встрече отталкивающее впечатление – крупная бритая голова, дурацкие усики как у Гитлера, которые были в моде в это время, пронизывающий взгляд – этот еврей был очень не прост и невольно хотелось быть подальше от этого душегуба.
Нас с братом Якимчик подробно расспросил, хмыкнув пр упоминании дворянства нашей мамы.
Я этого решил не спустить и сказал – Товарищ председателя ГубЧК, дворянство вовсе не помеха быть революционером – и наш вождь товарищ Ленин и Председатель ВЧК товарищ Дзержинский – они тоже как и мы дворяне.
Тамбовский борец с контрой поморщился и убрал наш мандат в ящик своего стола. – Хорошо, товарищи! направлю вас в отдел следственной комиссии, там совершенно нет грамотных людей, а у вас гимназия за плечами. Обрадованные достигнутой целью, мы получили у кадровика отпечатанное на машинке Удостоверения, в которых было написано – "Предъявитель сего Сорокин (затем мои и ли Сашкины ИО) состоит работником следственной комиссии ГубЧК и имеет право производства обысков и арестов. Комиссия просит все организации и учреждения оказывать тов. Сорокину всякое содействие". В левом верхнем углу документа стоял квадратный оттиск нашего учреждения и внизу печать и подписи Председателя ГубЧК и секретаря.
Получив в оружейке кобуры с наганами и россыпью патроны, мы нашли дверь, на которой была надпись "Следственная комиссия". Войдя, мы оказались в небольшой комнате, в которой стояли три стола и огромный сейф.
– Вот и наши новые сотрудники появились! – нам навстречу вышел из-за самого большого стола полноватый лет сорока мужчина с растрепанными волосами в косоворотке, в солдатских галифе и потертых местами сапогах. – Мне уже товарищ Якимчик сообщил о вас, так что будем знакомы! Меня зовут Серафим Иванович. Возглавляю это ведомство. Правда сотрудников у меня практически не было – дали одного, так он и читает то с трудом. Сегодня его забрали в отдел по борьбе с спекуляцией. Я хоть три класса окончил, худо-бедно грамоту знаю. А тут без нее никак не получится – дел огромное количество, уже дошло, что не глядя пописываем все постановления на расстрел – нет возможности вникнуть в суть дела. Так-то! Но, теперь с вами у нас пойдет работа!
Но не успели мы углубиться в папки с делами, как дверь в нашу комнату распахнулась и в нее заглянул рябой парень лет двадцати в кожанке и с деревянной кобурой маузера, бьющейся о его ногу – Серафим Иванович! Я ваших новеньких заберу – аврал у нас, всех кого могут, на операцию в село Горелое гребут – вроде как заговор среди сельчан раскрыли. Вроде они продотряд побили.
Погрузившись на подводы, человек двадцать чекистов и милиционеров неспешно двигались в сторону заговорщиков, я же задумчиво кусал травинку. – Главной причиной тамбовского восстания в следующем году была проводимая большевиками в деревне в период Гражданской войны «военно-коммунистическая» политика продразверстки, т.е. насильственная с помощью вооруженной силы (продотрядов) экспроприация у крестьян хлеба и другого продовольствия, необходимого для существования Красной армии и городского населения. Эта политика сопровождалась мобилизацией крестьян на военную службу, разного рода повинностями (трудовой, гужевой и др.). Хлебная Тамбовская губерния испытала на себе всю тяжесть продразверстки. Уже к октябрю одна тысячи девятьсот восемнадцатого года в губернии действовали пятьдесят продотрядов из Петрограда, Москвы и других городов численностью до пяти тысяч человек. Такого размаха конфискаций не знала ни одна губерния. После того как хлеб выгребали дочиста, он зачастую пропадал на месте: гнил на ближайших железнодорожных станциях, пропивался продотрядовцами, перегонялся на самогон. Крестьяне повсюду вынуждены были выбирать между сопротивлением и голодной смертью. К этому добавлялось ограбление и закрытие церквей, что заставляло патриархальное православное крестьянство выступать на защиту своих святынь. Первой и самой массовой формой сопротивления продразверстке стало сокращение крестьянином своего хозяйства. Если в прошлом году в черноземной и «хлебной» Тамбовской губернии на одно хозяйство приходилось в среднем четыре и тридесятых десятины посева, то в двадцатом – две и восемь десятых десятины. Поля засевались в размерах, необходимых только для личного потребления.
Так что Мамонтов грамотно использует население губернии после своего наступления в тылы красным.
В Тамбове в период с восемнадцатого по двадцать первое августа казаки взорвали железнодорожный мост и станционные сооружения, разгромили склады (военный завод и советские учреждения).Меры, принятые после захвата города Мамонтовым, обеспечивали ему, правда, весьма кратковременный и непрочный, но – все же успех. В числе этих мер наибольшее сочувствие населения вызывала раздача советского, общественного и частного имущества и расправа с отрицательно себя зарекомендовавшими советскими функционерами. В восемь часов утра восемнадцатого августа казаки вошли в Тамбов – не встретив сопротивления со стороны достаточно сильного гарнизона. Последний, при приближении белых, частично в панике разбежался, а частично сдался в плен. Бежавшие остатки Тамбовского гарнизона начали собираться к городу Кирсанов, тогда как сдавшаяся в плен часть гарнизона была казаками разоружена и распущена по домам (винтовки же были розданы местным крестьянам). При взятии Тамбова, по рассказам брата, со стороны белых действовала тяжелая батарея и броневик. Станции Сабурово и Селезни были также заняты казаками – причем на станции Сабурово они пленили эшелон красных в 500 человек. Казаки были замечены у села Шахманка – в тридцати пяти километрах южнее Козлова.
Как помнил из истории, для красного командования прорыв фронта Мамонтовым, если и был неожиданным, то все же не внес в его деятельность растерянности. Но боевой материал, которым располагало командование, особенно командование группой и фронтом, для противодействия прорыву и рейду, по своей численности, составу (недостаток конницы), боеспособности и недостаточной подготовке командного состава как войсковых, так и местных частей и учреждений, стоял далеко не на высоте предъявленных к нему в тот момент требований. Поэтому попытки захватить прорывавшихся казаков и заткнуть горловину прорыва были не только безуспешны, но и вредны – некоторые войсковые части без давления противника и вопреки приказам командования, отходом назад еще более расширяли прорыв. Пребывание Мамонтова в Тамбове и беспрепятственное продвижение корпуса обеспокоили и центральную власть – ведь процесс мог принять затяжной характер при возможной дезорганизации тыла. Предреввоенсовета Республики восемнадцатого августа выпускает воззвание к населению «На облаву», в котором Лев Троцкий, сравнивая прорыв белогвардейской конницы в тыл красных армий с налетом хищных волков, призывал рабочих и крестьян Тамбовской губернии выйти на облаву прорвавшихся казаков – с оружием и дубьем. Он требовал окружить деникинскую конницу – и «уверенной рукой затянуть аркан». Крестьянам предписывалось при приближении казаков угонять лошадей, скот, а продовольственные запасы, что нельзя увезти – уничтожать. Руководство действиями крестьян Троцкий возлагал на коммунистические организации, которые должны стремиться путем организации разведки и партизанских действий облегчить задачу регулярных войск, высланных на борьбу с казаками. Троцкий угрожал жестокой расправой тем, кто не будет противодействовать или даже способствовать «деникинским бандам».