Да уж видим мы, как ты умеешь.

— Ну, загородная база, куча приезжих, снег кругом — готичненько, — пояснил Карим. — Только обвала, чтобы от дороги отрезать, не хватает, а так идеальный сеттинг для герметичного детектива.

Чтобы не всхлипнуть от невыносимости повтора, Аля поспешно спросила:

— А эта игра, «просто» которая, реально такая секретная?

Карим улыбнулся и еще шире улыбнулся, когда Аля продолжила:

— А как ты инвайт раздобыл?

Сообразив, что ответа не дождется, Аля спросила:

— А меня почему? Ну, нас.

Голос ее предал, и Карим услышал. Он перестал улыбаться и нахмурился. Сейчас осведомится: «А тебя что-то не устраивает?» — и конец беседе, потому что это не вопрос, а начало конфликта, продуктивного развития у которого не бывает, Аля сто раз про такое читала — и на практике убеждалась куда чаще, чем хотела бы.

Но Карим, помедлив, спросил иначе:

— Аль, тебя что-то напрягает, да? Скажи, мы исправим.

Сказать бы ему, проорать бы, схватив за толстые плечи, и потрясая, насколько получится, и брызгая слюной, и топая ногами, чтобы понял, как Але все это надоело, весь этот цирк по кругу, роль статиста в дурацком закольцованном кино без сюжета, игра без выигрыша и правил, всё вот это вот. Нет. Не поймет. Алиса не поняла, и этот не поймет, ни за что и никогда.

Аля, опустив глаза, повторила:

— Почему ты нас позвал?

Карим, так и вглядываясь, наверное, Але в лицо, в лоб, точнее, сообщил:

— За тебя Алиса попросила, за Алису — Тинатин. Мне этого достаточно. А тебе?

— И что тебя удивляет? — спросила Тинатин, но для нее это был нормальный фрагмент делового разговора, а не выход в конфликтный режим. — Нужно было семь человек, предварительно подписались десять, половина слетела: семья, дела, простуды, перепой, собачка серпантин скушала — полный набор. Алиса давно ныла, просилась в активность. Как узнала, что вакансий две, запросила и за тебя. Ты вроде норм и не душная, вот и все. А что, проблемы?

— И игра только сегодня, поэтому так быстро собраться надо было? — догадалась Аля и, не дожидаясь кивка, продолжила: — А почему именно здесь?

— Аль, я спрашиваю, проблемы с этим какие-то? Ты увидела что-то, услышала или… Из-за соседей? Аль, ну кончай. Из-за них не парься, чушпанята, если что, мухом в порядок приведем.

Приведи, пожалуйста, подумала Аля умоляюще. Но говорить не стала. Мироздание не чушпанята, с ним даже Тинатин не справится.

— Чего грустим? — спросила Алиса, подхватывая Алю под локти и пытаясь закружить. — Пошли-пошли, там голосование, танцы устроить или в «Мафию», я за танцы, остальные дураки, айда их массой давить!

Алисе классические вопросы задавать было бессмысленно, она ответила на них заранее и многократно, спасибочки, слушать больше нет сил. На танцы и «Мафию» по третьему, что ли, разу их тем более не осталось. Но огорчать Алису не хотелось, как и привлекать неодобрительное внимание остальных. Понимать процесс лучше изнутри. Не будем выпадать из него, устало подумала Аля и поплелась за Алисой.

Ответы на шесть классических вопросов она получила. Понятней от этого не стало. Стало страшней.

Тьма была неровной и какой-то объемной, будто неосвещенный музейный зал, заставленный черными артефактами всех времен и народов, от обсидиановых ножей и вороных револьверов на угольном бархате до базальтовых истуканов и чучел Бэтмена в детстве, зрелости и старости.

Аля пощурилась, сделала шаг вперед и назад, хлопнула в ладоши, но светлее не стало. Фонарей, файрболов и светляков ее экипировка, на сей раз выдержанная в милитари-стиле времен Первой мировой войны, не предусматривала. Шарахаться во мраке не хотелось: и страшно, и велика опасность того, что могущественный болван, закольцевавший Алино существование, примет тьму в ее глазах за сон и немедленно стукнет Алю лбом о спинку переднего кресла.

Но и уходить не хотелось. Не в Алиных правилах было сдаваться, особенно если твердо что-то решила. А она твердо решила досконально изучить игру, ее сеттинг, правила, героев и движок, найти закономерность в изменениях от раза к разу и вывести из этих изменений логику не только игры, но, может, и собственного кружения.

Аля зашарила по стенам, прохладным и, кажется, оклеенным обоями, справа и слева от двери в поисках выключателя. На уровне пояса его не оказалось. Подумав, она повела пальцами по обоям, безусловно, бумажным и рыхловатым, на высоте плеча и сразу наткнулась на твердый клювик выключателя, старого советского, такие как раз высоко ставились — видимо, чтобы дети сильнее боялись темноты.

Свет не вспыхнул сразу, как в квартире, и не принялся разрастаться звенящими рывками, как в университетской лаборатории, которую Алю припахали готовить к семинару — что возмутительно, дважды за семестр. Свет разрастался плавно и разноцветно, будто сразу в нескольких случайно выбранных точках всходили маленькие солнышки. Густые длинные тени, расчертившие пространство, стремительно сжимались и таяли — и разобрать обстановку или хотя бы очертания комнаты было непросто.

Аля и не рассматривала. Она пыталась сообразить, как смогла на ощупь распознать нарисованной рукой обои, которые нарисованными-то назвать трудно. Аля провела рукой по обоям, древним и неказистым, бледненькие веточки на бледненьком фоне, но не поняла, ощущают ли пальцы видимую глазом шероховатость плотной бумаги. Закрыла глаза, повела по стене снова и совсем ничего не поняла, даже того, водит ли она пустой ладонью в воздухе или елозит по подлокотнику мышкой.