– Открой его лицо, я хочу увидеть его и запомнить! – заверещала девчонка, и кто-то из удерживавших меня парней стянул с моей головы и балаклаву.

Внезапно раздался выстрел – девочка-подросток упала рядом со мной навзничь, железная труба со звоном, отскакивая, завертелась по плитке тротуара. Ещё выстрел – с меня соскользнул жирдяй, вопя как свинья и извиваясь от боли. Не медля ни секунды, я вскочил на ноги, лбом ударил в нос тому, который стянул с меня шлем, – раздался малоприятный хруст, говоривший о том, что я достиг цели, – и вырвал свою собственность обратно из его рук, после чего наконец закрыл своё лицо. Чёрт возьми, успел ли кто-то запомнить меня? По идее, нет, мы разбирались лишь с этими тремя, следующие преследователи остановились на расстоянии минимум тридцати метров, не зная, что делать дальше. Лишь один из нападавших всё ещё живой, хоть и серьёзно ранен. Мне придётся это сделать… Ради безопасности моей семьи, ведь он видел моё лицо вблизи. Подняв свой пистолет, я, вытянув руку, выстрелил в держащегося за разбитый нос паренька. Теперь все трое свидетелей мертвы.

Я повернулся в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. Держа наготове пистолеты, двое полицейских в полной экипировке и в чёрных «скафандрах» двигались ко мне. Несколько раз они выстрелили чуть выше голов преследовавших меня психов, чтобы разогнать их. По всей видимости, моя удача всё же вновь не отвернулась от меня. Я наткнулся на патруль из соседнего сектора.

– Всё нормально? – спросил меня один из них.

– Да. За это вам спасибо, ребят.

– Своих не бросаем. Где напарник?

– Мёртв… – ответил я. Лишь теперь у меня в голове пронеслась мысль о том, что напарник мог быть ещё жив, когда я принялся спасаться сам. Чувство вины начало разъедать мои мозг и сердце, но я попытался спрятать его, задвинуть как можно глубже – сейчас не время, нельзя терять концентрацию.

– Надо убираться. На нас троих в таком количестве они бросаться не решатся, но, если толпа сейчас поднаберётся, мало не покажется, – констатировал второй полицейский. – Идти можешь?

– Так точно, – отчеканил я. Нога ныла и саднила в месте ушиба, но некритично, хотя к вечеру наверняка распухнет. После чего мы начали отходить. Я сразу же нажал на кнопку вызова диспетчера. – Диспетчер, приём, как слышно?

– Вас слышу, приём. Назовите ваш номер.

– Номер восемь-ноль-два-два-три-один. Сообщал минут десять назад о смерти напарника на Калининской.

– Да, обращение зафиксировано, к вам движется кавалерия.

– По моему местоположению – сколько нам нужно времени?

– Они близко, пара минут. Ожидайте.

– Понял, спасибо!

И действительно, спустя несколько минут из-за поворота выехала колонна полицейских бронеавтомобилей. Увидев её, мои даже самые храбрые и бравые преследователи бросились наутёк, бросая своё незамысловатое и близкое по духу к средневековому оружие и также оставляя тела тех, кому не повезло попасть под полицейские пули.

– Крепко потрепало? – спросил меня, судя по званию капитана, командир кавалерии.

– Живой – уже неплохо… На том спасибо, как говорится.

Мне не хотелось в эту минуту особо разговаривать ни с кем. Пусть даже и со своими спасителями, без которых сейчас я бы лежал на том треклятом тротуаре в луже крови и своих же мозгов, вытекающих из проломленной той психопаткой черепушки. От этой мысли меня пробила дрожь. Главное, что всё было позади. Единственное же, что волновало меня, – это стянутые с моей тупой головы шлем и балаклава. Как я мог позволить им сделать это?! Но, с другой стороны, кроме тех троих, которые теперь лежали мёртвые на асфальте, никто больше разглядеть меня не мог. Только если камеры… Но они все принадлежат полиции, частные охранные системы запрещены уже как лет пять. В любом случае наверняка я всё узнаю вечером, в одном из новостных репортажей… Стоит ли рассказывать жене о том, что это именно меня вновь вытаскивали из заварухи? Особенно если мы решили делать попытку с зачатием ребёнка, мало ли… Мне предстояло крепко поразмыслить над этим по пусти в «Офис», а также при заполнении очередной груды отчётов и объяснительных о произошедшем со мной и теперь уже мёртвым напарником.

Четверг, 3 дня до…День

Забежав в какой-то тёмный переулок, заваленный мусором и деревянными обломками шкафов и кроватей, Дима наконец остановился и, упёршись рукой в стену одной из многоэтажек, теперь блевал на небольшую, и без того вытоптанную и полную мусора клумбу. Он хотел бы убежать ещё дальше, но не мог больше: сердце бешено колотилось, во рту стоял привкус крови, а каждый вдох, казалось, совершенно не наполнял более лёгкие кислородом. Футболка липла к телу, по которому градом, крупными каплями стекал пот. Отбросив волосы с мокрого лба, Дима ударил себя по щекам, тем самым попытавшись привестись в чувство. Затем ещё раз и ещё. Но эта нехитрая экзекуция не помогала – перед глазами всё плыло и двоилось, а расшатанные нервы вызывали новые и новые позывы рвоты.

– Что же… Что же за… – прошептал испуганным голосом Дима, после чего вновь поддался рвотному позыву. Но теперь из него вышла лишь какая-то горькая тягучая слизь.

Смахнув остатки с губ, Дима сделал несколько шагов, прижимаясь, а вернее даже опираясь плечом о стену, затем повернулся к ней спиной и буквально сполз на землю, всё так же тяжело дыша. Не привыкшие к физическим нагрузкам мышцы ног теперь подрагивали – чтобы успокоить их, Дима подогнул ноги под себя и прижал их к земле.

– Что же я наделал…

Одна мысль о том, что о его участии в устроенной охоте на полицейских непременно узнают отец и мать, буквально сводила Диму с ума. Он закрыл глаза и сжался в комок. Ему так хотелось исчезнуть, испариться – всё что угодно, лишь бы не чувствовать того страха, что наполнял теперь каждую клеточку его тела. Как же будет больно матери и как же убедится в своём презрительном отношении к сыну отец…

– Чёртов Андрюха… Вот тварь! – ударив кулаком по асфальту, процедил сквозь зубы Дима. Боль отдалась в запястье, но он не обратил на неё никакого внимания. Закрыв руками лицо, он беззвучно рыдал, крупные слёзы стекали с его полных щёк и капали на сухой, весь в трещинах, асфальт.