Погрузив все в водонепроницаемый пакет, я натянул скафандр и перешел в шлюзовую камеру. Дождь и темнота обрушились на меня, когда я быстро поплыл в сторону невидимого берега. Я скорее представил, чем услышал, бульканье позади меня, когда корабль аккуратно отправился на дно.

Плавать в скафандре так же неудобно, как и заниматься любовью в невесомости.

Я добрался до берега в состоянии, близком к изнеможению. Выбравшись из скафандра, я с большим удовольствием наблюдал, как он превращается в шлак в жаре трех термитных шашек. С еще большим удовольствием я отправил этот шлак в озеро пинком. Непрерывно ливший дождь смыл все следы костра. По-видимому, в такой ливень даже свет от термита невозможно различить. Забравшись под водонепроницаемую пленку, мокрый и жалкий, я дожидался рассвета.

Ночью я иногда без видимой причины просыпался, но окончательно очнулся, когда уже было светло. Было как-то не по себе, и когда я услышал голос, то понял, что будило меня ночью.

– Идете в Фрейбурбад? Конечно, куда еще можно идти. Я тоже туда собираюсь. Залезайте в лодку. Лодка старая, но хорошая. Прогуляемся…

Голос бубнил, но я его не слушал. Я проклинал себя, что нежданно-негаданно попался на глаза этому парню с «долгоиграющим» голосом. Он плыл рядом с берегом в маленькой лодочке. Она низко сидела в воде, нагруженная тюками и узлами, и над всем этим торчала голова.

Пока его челюсти продолжали двигаться, я имел возможность внимательно рассмотреть его. У него была дикая, всклокоченная борода, торчавшая во все стороны, и маленькие темные глазки, спрятанные под невероятно задрипанной шляпой, каких я никогда не видел. Мой первоначальный испуг почти прошел. Если этот чудак не сыщик, то случайная встреча может оказаться весьма для меня кстати.

Когда этот дикарь остановился, чтобы сделать вдох, я решил принять его предложение и, схватив планшир лодки, подтянул его поближе. Закинув свою сумку и держа руку в кармане на пистолете, я перепрыгнул внутрь. Для осторожности, как оказалось, не было никаких причин. Зуг – таково было его имя, которое мне с трудом удалось выяснить в процессе его бесконечного монолога – вывернул за борт мотор, прикрепленный к корме, и включил его.

Это был атомный тепловой преобразователь, простой и эффективный. У него не было движущихся частей, он просто засасывал из озера холодную воду, доводил ее до кипения и выбрасывал под давлением пара уже через другое подводное отверстие.

Во время движения практически не было никакого шума, лодка скользила, как по волшебству.

В отношении Зуга все казалось нормальным, и хотя я еще не на сто процентов избавился от подозрений и продолжал держать руку на пистолете, но встреча с ним, по-видимому, была большой удачей.

Я начал понимать, откуда берется этот неудержимый поток слов. Наверное, он был охотником, везя им меха в магазин после месяцев одиночества и молчания.

Вид человеческого лица и вызвал это словоизвержение, которое я и не пытался остановить, так как фактически он отвечал на многие мои незаданные вопросы.

Много забот вызывала моя одежда. В конце концов я решил остановиться на дорожном костюме, сделанном в нейтральных серых тонах. Вы видели такие, распространенные с небольшими вариациями на всех планетах галактики, поэтому Зуг не обратил на него особого внимания. В жизни он, видимо, не был болтуном, но вот любителем одеться был точно. Его куртка была скорее всего сделана из местных шкур. Она была пурпурно-черной и очень красивой, если не считать грязи и мусора, прилипших к ней. Штаны были сделаны из сукна машинной выработки, а ботинки, как и мои, из вечного пластика.

Техника у Зуга подтверждала впечатление, произведенное одеждой: смесь старого и нового. Для мира, подобного Фрейбуру, недавно вошедшему в Лигу, трудно ожидать чего-то иного. Электростатическое ружье, прислоненное к связке стальных стрел для арбалета, создавало типичную картину. Несомненно, он в равной степени пользовался и тем, и другим. Я уселся на мягкие тюки и стал наслаждаться путешествием и разгоравшейся зарей, поливаемой непрерывным водопадом слов.

Мы добрались во Фрейбурбад до полудня. Зуг практически не втягивал меня в разговор, он предпочитал говорить сам, поэтому несколько моих неопределенных высказываний вполне его удовлетворили. С большим удовольствием он угостился концентратами из моего пакета и в ответ протянул фляжку с какой-то жидкостью, изготовленной в его горном жилище. Вкус ее был непередаваемо ужасен, оставалось ощущение стальной кружки, смоченной в серной кислоте. Однако после нескольких глотков все встало на свои места, и мы веселенькие подошли к пахнувшему рыбой доку в пригороде. Причаливая, мы чуть не утопили отплывавшую лодку, что показалось нам ужасно забавным – это дает вам некоторое представление о нашем состоянии. Я пошел в город и уселся в парке, пока не прочистились мои мозги.

Старое и новое стояли здесь рядом, здания из пластика соседствовали с кирпичными и оштукатуренными. Сталь, стекло, дерево и камень смешались неразделимо. Также и люди, одетые в странную смесь типов и стилей. Я больше интересовался ими, чем они мною, и только какой-то робот обратил на меня внимание.

Он махал передо мной напечатанными заголовками и выкрикивал в ухо свои идиотские предложения до тех пор, пока я не взял газету, чтобы от него отвязаться.

Валюта Лиги имела здесь обращение наряду с местными деньгами, и робот не выразил протеста, когда я сунул монету в его грудную щель. Он дал мне сдачу во фрейбурских гильденах, несомненно, по поразительному валютному курсу. Но, по крайней мере, нужно будет иметь в виду на будущее этот вариант.

Все новости были совершенно тривиальными, а вот объявления и реклама заинтересовали меня. Я просмотрел список больших отелей, сравнивая их комфортность и стоимость.

Это заставило меня буквально ужаснуться. Как быстро теряем мы старые привычки! Всего месяц честной жизни, и я уже рассуждал, как порядочный человек!

– Ты преступник! процедил я сквозь зубы.

Я плюну на надпись: «НЕ ПЛЕВАТЬ!»

– Ты презираешь закон и прекрасно обходишься без него. Ты есть закон в себе и самый честный человек в галактике. Ты не нарушаешь никаких правил до тех пор, пока они тебя не касаются, и изменяешь их всякий раз, когда видишь в этом нужду.