Они подстерегли меня после уроков. Один подходил с левой стороны, другой с правой. Уже было ясно, что меня хотят избить, и я ударил ногой в лицо самому наглому тайцу слева. Он так кувыркнулся в воздухе, что деревянные шлёпанцы отлетели далеко в сторону. Ступнёй придавил его шею к земле и обернулся ко второму тайцу. Увидев силу моего удара, он передумал нападать, быстро-быстро попятился и пропал за углом. Йун Сак был очень доволен!

Вообще, каратэ как вид боевых искусств появилось на острове Окинава. Местный житель по имени Сакугава побывал в Китае, где изучал шаолиньский стиль единоборств. Несколько переработав систему, он представил её на японском острове, назвав «каратэ» – «пустая рука». В 1904 году каратэ включили в список обязательных предметов Педагогического колледжа Окинавы, а затем и в остальных школах острова. А в 1922 году окинавский мастер Гитин Фунакоси продемонстрировал данный вид единоборства на токийской спортивной выставке. Он так вдохновенно подал историю каратэ, так эффектно провёл демонстрацию, что новое боевое искусство незамедлительно пошло в массы.

В школе нам организовали экскурсию в дом Фунакоси. Увы, сам сэнсей отсутствовал, и мы осматривали додзё без него. Поскольку многие из моего класса практиковали каратэ, для нас провели тренировку под руководством мастеров Гитина. Во время тренировки один из японцев захотел порисоваться, показать своё мастерство перед учащимися. И сделал неожиданный удар ногой в живот, надеясь застать меня врасплох. Атака действительно была очень внезапной, но я успел поставить блок рукой – результат моих постоянных тренировок. Это привело к перелому пальца на ноге нападавшего – крохотная, но победа Кореи над Японией…

***

Мой отец настойчиво предлагал изучать медицину. А я не мог разорваться между медициной и юриспруденцией: то ли подавать документы в Медицинский колледж Университета Ниппон, то ли в Юридический институт Чуо. К слову, оба учебных заведения славились огромным конкурсом.

Однажды я принёс в школу иероглифы, которые написал в свободное время. В них я выражал благодарность школе и учителям. Многие учителя оценили мои способности к каллиграфии. Учитель китайского языка и китайской литературы, который преподавал в Университете Ниппон, и вовсе сказал, что мои иероглифы лучше, чем его.

– Ты собираешься поступать в Университет Ниппон? – поинтересовался он.

Я ответил, что ещё не решил. И тогда другой учитель, английского и английской литературы, который преподавал в Университете Чуо, посоветовал:

– Поступай в наш университет. Образование в Чуо считается престижным!

Немного поясню. На Востоке медицина называлась «милосердным искусством врачевания», или «искусством врачевания Инь». Инь – ключевой термин конфуцианства. Для Конфуция это любовь к человеческому созданию, преодоление своего эго и уважительное отношение к другим, наивысший моральный принцип. В те времена доктор всегда должен был «быть на связи» и в случае необходимости бросить всё и помчаться к больному. Я много раз был свидетелем того, что мой отец поступал именно так. Но, признаюсь, для меня это не самый лучший способ реализовать Инь. Для меня более убедительным примером был корейский адвокат Джанг Ха, который защищал лидеров первого революционного движения в японском суде. Я тоже страстно хотел противостоять существующим правилам и защищать наши права. Именно этот адвокат стал для меня своеобразным олицетворением Инь, добродетели, столь нужной тогдашнему обществу. Вот, собственно, причина, по которой я предпочёл юриспруденцию медицине.

***

Милитаристская Япония выдохлась к 1942 году. Армия несла огромные потери, на службу стали призывать из всех университетов и колледжей. Это случилось в начале 1943 года, когда я стал первокурсником юридического отделения Университета Чуо. Я искренне надеялся увидеть поражение Японии, но понимал, что корейским студентам тоже не избежать призыва…

В то время сельскохозяйственные работы были обязательной частью учёбы в университете. И я помогал японскому фермеру управляться с коровами. Однажды завтракал с семьёй фермера, уютно расположившись возле традиционного японского очага ирори. Хозяин вышел за ворота, чтобы забрать утреннюю почту, и через мгновение возвратился с газетой. Он показал мне статью в газете, даже поздравил, не догадываясь о моих чувствах.

«Запишись добровольцем! – гласил заголовок. – Корейским студентам позволено вступить в ряды японской армии!».

Я встревожился. Но надеялся, что, возможно, призыв касается именно добровольцев. Однако вскоре пришло уведомление о необходимости связаться с деканатом. Студентов собрали в комнате деревенского дома. Пришёл офицер, стал уговаривать поставить подпись под согласием записаться в армию – в то время мы «расписывались», обмакнув большой палец в чернила и оставляя отпечаток на бумаге. Когда очередь дошла до меня, я выразил твёрдый отказ, ибо не собирался становиться солдатом. Меня тотчас взяли на заметку как неблагонадёжного и предписали немедленно вернуться в Токио.

В городе всё дышало войной. Перед дверью я обнаружил несколько телеграмм от отца – он уговаривал меня вступить в армию. В университете для нас организовали лекцию. Выступали два известных корейца: публицист Чой Нам Сан и писатель Ли Кванг Су. Мы рассчитывали получить от них поддержку и ответы на тревожащие нас вопросы. Увы, эти корейцы к тому времени уже превратились в японцев – на лекции убеждали, что корейцам необходимо воевать в японской армии, чтобы улучшить статус в обществе.

– Чой Нам Сан для нас умер! – выкрикивали из зала. – Продажная шкура!

Перед нами выступил лейтенант японской армии корейского происхождения Йу Дже Хьонг.

– Как приёмные сыновья Его Императорского Величества все корейские студенты должны пожертвовать собой во имя Великой Японской империи! – поучал он. – Для нас это единственный способ обрести честь!

– Предатель! – кричали из зала.

Забегая далеко впёред, этот же человек стал генералом в Корее после освобождения от Японии. Более того, дослужился до министра обороны Кореи, командовал войсками национальной армии во время правления Джунг Хи. А ведь я наблюдал его предательство в начале карьеры…