Бой шёл часов до шести дня, после чего немцы всё же отступили, оставив на поле боя множество своих как горящих, так и догорающих уже танков.

Через некоторое время Катукову стали поступать доклады о потерях. Самые большие были у противотанкистов. Пехоте что? Пока немцы были на удалении, она в основном отсиживалась на дне окопов и потери несла, только если прямо в окоп попадал гаубичный снаряд. Немцев остановили метрах в двухстах-трёхстах от окопов, а их пехота, видя интенсивность нашего огня, тоже не горела энтузиазмом и держалась позади своих танков. Когда началась, можно сказать, дуэль (это когда немцы стали прятаться за остовами своих уже подбитых танков), пехота и подавно не стала приближаться, так как тут её легко могли переехать собственные танки, когда маневрировали, а также могло достаться рикошетом от русских снарядов. В итоге она держалась на расстоянии, не желая попадать под наш прямой огонь.

А вот противотанковой артиллерии досталось намного больше. Несмотря на то что практически все орудия были укрыты в крытых капонирах, большая часть которых была сделана из броневых листов, это не спасло её от потерь. Несмотря на маскировку, при интенсивной стрельбе все позиции были достаточно быстро обнаружены, и немцы сосредоточили на них свой основной огонь. Даже с учётом того, что с фронта эти огневые точки были хорошо укреплены, пара метров земли с камнями поверх броневой плиты основательно снижали мощность немецких снарядов, но всё равно при многократных попаданиях противник в итоге пробивал защиту. И это без учёта прямых попаданий в амбразуру, которые, согласно теории вероятности, тоже случались.

Кроме этого были и попадания тяжёлыми снарядами сверху, это когда немцы вели обстрел из гаубиц: если от полевых орудий защиты хватало, то от тяжёлых гаубичных снарядов это уже не защищало. В итоге потери в противотанковой артиллерии составили около четверти орудий. Потерь в бронетехнике не было, она располагалась в укрытиях и была расположена дальше, а потому и обнаружить её было трудней, да и темп огня крупнокалиберных орудий с раздельным заряжанием был гораздо меньшим, чем у противотанковых орудий с их унитарными снарядами.

– Товарищ генерал, вас командующий фронтом.

Катукову снова звонил Ватутин.

– Слушаю, товарищ командующий.

– Ну, как у тебя дела, Михаил Ефимович?

– Держимся, товарищ командующий. Немцы отошли, всё поле перед позициями в их горящих танках.

– Молодец. Потери большие?

– Нет, среди пехоты немного, танки с самоходками вообще почти без потерь. Вот противотанковой артиллерии досталось, там до четверти орудий уничтожено или повреждено, и среди расчётов потери.

– Понятно. Как настроение?

– Боевое, Николай Фёдорович.

– Это хорошо, что боевое.

– А как обстановка на других направлениях?

– Везде успешно отбились. Правда, потери там больше, чем у тебя. Ладно, если что, докладывай.

– Непременно.

Катуков облегчёно вздохнул. Нет, нагоняя от командования он не боялся, просто только сейчас его отпустило – разжалась внутренняя пружина, которая держала его с самого утра.

На позиции устремились бойцы из хозобслуги с термосами, они несли своим товарищам обед, который так сильно задержался, что теперь, наверное, можно было считать его ужином. А бойцы приходили в себя после тяжёлого боя. Поев, они устало садились на землю, ловя минуты покоя. Ведь скоро им придётся восстанавливать свои позиции, так как завтра снова будет бой, а исправные укрепления могут спасти им жизнь. Лишь около десяти вечера скомандовали отбой, и все, кроме часовых, забылись тяжёлым сном.

На следующий день утро началось с немецкого обстрела, около часа немецкая артиллерия утюжила наши позиции. Правда, с учётом прошедшего дня, огонь она вела не только по переднему краю, но и по ближайшим тылам. Немцы уже знали о спрятанных в капонирах позади наших позиций самоходках, вот теперь их тяжёлая артиллерия и пыталась проредить их число. Наша артиллерия тоже не осталась в стороне и открыла контрбатарейный огонь, стараясь подавить немецкие орудия.

Вскоре огонь стих, и снова появились немецкие танки. В этот раз им удалось почти без потерь продвинуться к нашим позициям – им помогали подбитые вчера немецкие танки, которые мешали нашим артиллеристам и самоходчикам целиться. Уже зная, что им надо делать, немцы в этот раз вели более успешный огонь по нашим противотанковым орудиям. Встав за своей подбитой техникой, они неторопливо выцеливали наши пушки, стараясь попасть непосредственно в амбразуру. Полностью укрытые за подбитыми вчера танками, они в основном выставляли наружу только свою башню.

Немецкая пехота в этот раз не отсиживалась всё время в тылу, а, безопасно скопившись за техникой, разом пошла в атаку, и тут уже нашим пехотинцам пришлось поработать. Весь день шли ожесточённые бои, в ходе которых, понеся значительные потери, немцы всё же захватили первую линию нашей обороны.

Весь день Катуков непосредственно наблюдал за этим, так и не покинув свой наблюдательный пункт. Он видел, как отступали наши войска, оборонявшие первую линию обороны. Вторая линия обороны проходила в километре позади первой, именно тут были капониры самоходок и КВ, и это они поддержали своим огнём отступающую пехоту, не дав немецким танкам устремиться в погоню и давить отступавших гусеницами. Плохо было то, что почти вся противотанковая артиллерия первой линии оказалась потерянной.

Вечером ему снова позвонил Ватутин.

– Ну что, Михаил Ефимович, выбили тебя немцы с первой линии обороны?

– Выбили, Николай Фёдорович, ещё и противотанковую артиллерию потерял там. Но и немцам всыпали хорошо, так что им тоже досталось.

– Ладно, не расстраивайся, не у тебя одного так. На других участках немцы тоже прорвались, но и потери у них просто огромные. Ты, как я понял, ещё не вводил в дело основную массу своих коробочек?

– Нет, не вводил, пока задействовал только самоходки и тяжёлые танки.