— Хочется мне красный цвет белым разбавить, — сказал я ему. — Давайте попробуем в шахматном порядке положить, прикинем, как смотреться будет.

Начали выкладывать, я на уголок плитки ставлю, а Жданович их за мной по горизонтали выравнивает…

— Сергей Романович, ну так же красивее, если по диагонали плитку ориентировать, — улыбаясь, перевернул я всю плитку обратно.

— Ну и что это будет? Сверху и снизу углы будут торчать?

— Зачем? Распилите часть плиток пополам, на равные треугольники.

Он посмотрел на меня как-то странно. Понятно, придётся лишнюю работу делать… Короче, настоял я на своём. Пусть пилят.

Затем забежал к моим иностранцам. Может, не зря сердце ноет и там уже не только моя помощь нужна, но и еще кого нужно подтягивать?

Долго ждал, когда откроют дверь. Все стало понятно, когда она отворилась не полностью, и в щель выглянул закутанный по пояс в простыню Альфредо с всклокоченными волосами. И не сказать, чтобы мне обрадовался.

— Привет! — сказал я. — Я просто спросить, у вас с Мартином все хорошо?

— Привет! — ответил он, — у него вчера точно все было хорошо. Сегодня еще его не видел, он в библиотеке обычно в это время. Ну, у меня тоже…

— Котик! — раздался из глубины квартиры бархатный женский голос. — Ну куда же ты ушел?

— Все, говори «мяу» на прощанье и до свиданья! — усмехнулся я и сам затворил дверь, пока итальянец тормозил над моей шуткой. Щелкнул замок.

Ну, у итальянца очевидно, что жизнь удалась, и у Мартина, похоже, тоже. Ну и слава богу!

Успокоившись по поводу подопечных иностранных подданных, пошел к Гончаровым уточнить время школьного праздника и вообще, не изменилось ли что?

Гриша так обрадовался мне!

— Дружище! Как ты вовремя, — буквально затащил он меня в квартиру. — Меня в Академии не отпускают, так что я на школьный праздник завтра ну никак не попадаю. А ты придёшь, выручишь?

— Собираюсь. Ребенку обещал, надо держать обещание. Мне все же полегче вырваться, не армия. Вот, пришёл узнать, всё ли в силе?

— В силе, в силе. Пойдём. Только вот беда, малый на меня обиделся, — махнул рукой Гриша. И потащил меня в дальнюю комнату, я даже разуться не успел. Родька лежал на кровати, повернувшись к стене лицом. — Родь, смотри, кто пришёл.

Родька оглянулся и, увидев меня, опять отвернулся. Вот тебе и здрасьте!

— Во, дела! — деланно возмутился я. — Родька, ты чего не здороваешься? Разве мы не друзья?

— Привет, — сел он на кровати с недовольным видом.

Пришлось сесть рядом и провести с ним беседу, что не всегда всё получается так, как мы хотим. Отец очень хочет попасть на праздник, но не может. Служба. Он советский офицер, служит своей стране в лучшей армии на свете. Защищает и его, и меня, и других советских граждан. Нужная ведь работа, верно? Рассказал, что Галия моя тоже очень хочет попасть на праздник, но дети. Что же делать-то? Затем сказал ему, что я буду фотографировать весь праздник.

— И мое выступление с цыганским танцем сфотографируешь? — оживился пацан.

— Обязательно! — пообещал я, и пацан перестал кукситься.

— Может, кстати, и дедушка с Анной Никифоровной успеют приехать, — добавил Гриша.

— Во, тем более, — пихнул я малого плечом. — Поможешь мне фотографии печатать?

— Ага, — тут же прошла обида у Родьки и глаза загорелись.

— Ну, давай, тогда, не расстраивайся и до завтра, — попрощался я с ним.

— Спасибо, — улыбаясь, подмигнул мне Григорий.

Москва. Малая Семёновская улица.

Выглядывая в окно, Регина представляла себе, как Самедова допрашивает следователь по поводу её смерти, как от него все отворачиваются. Как будут рыдать родители на её похоронах, как они будут себя винить за то, что так ругали её.

Так им всем и надо, — с досадой думала она. — Никто меня не любит, не ценит. Родители такую жизнь устроили, что лучше вообще домой не возвращаться! А как жить? Где? Опять на вокзале ночевать? Нет уж. Лучше отомстить им всем сразу!

Она взяла со стола первую попавшуюся тетрадку, ручку и задумалась над текстом предсмертной записки. Надо ли писать, что она любила Самедова?..

Фу! Дурак! Не за что его любить, — тут же подумала Регина. — Может, написать, что мы были любовниками с Ивлевым? Точно, пусть ему тоже достанется! А Самедов меня к сожительству склонил, пользуясь моим неустроенным бытовым положением! И родители виноваты, из дома выжили своими постоянными придирками и скандалами. Точно!

Она открыла тетрадь, что держала в руках, на последней странице, собираясь вырвать лист, но увидела свой ночной конспект пьяных откровений Самедова.