Внезапно мне захотелось покинуть этот проклятый остров. Чтобы оставить эту неприятную историю в прошлом.

— Почему ты не можешь отпустить все это? Ты отдала Египту семнадцать лет своей жизни.

Я подумала о шести одиноких месяцах ежегодно, которые проводила вдали от родителей в Аргентине, поглощенная обидой за то, что они никогда не брали меня с собой. Пропущенные дни рождения и праздники, бесчисленные часы, которые я уже никогда не верну. Теперь отца не стало, и все, чего я хотела — прижаться к маме. Ужас охватил меня. Я не хотела потерять и ее в Египте.

— Разве уже недостаточно?

Мама с дрожью выдохнула. Тихий всхлип разорвал мое сердце.

— Я не могу. Я думала, ты понимаешь.

— Что? Что я не понимаю?

— Рикардо убил твоего отца, — она жадно хватала воздух ртом между словами. — Он умер у меня на руках.

В ушах стоял оглушительный звон. Дыхание перехватило, а от взлетевшего давления закружилась голова. Отчаяние испариной проступило на моей коже, и я потерла руки, ощутив внезапный порыв холода.

— Что?

— Твой дядя избавился от него.

Я всхлипнула и закрыла лицо обеими руками. Мама подошла ближе и обняла меня, крепко прижав к себе.

Ее голос был свирепым у моего уха.

— Я не позволю ему избежать ответственности. Я хочу, чтобы он знал, что это я его погублю. Человек, которого он недооценил; сестра, которую он посчитал незначительной и недостаточно смышленой, чтобы понять его работу.

По коже пробежала взволнованная дрожь. За всю свою жизнь мне не доводилось видеть маму столь откровенной, даже со мной. Она всегда была сдержанной, такой собранной. Я вытерла глаза рукавом, переполненная горем и душевной болью. Мне было неприятно видеть маму в таком состоянии, но я понимала ее гнев и ярость.

Она отстранилась достаточно далеко, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты поможешь мне, Инез?

Без сомнений. Она была жива, и я готова была пойти на все, чтобы так оно и оставалось. Что бы ни случилось дальше, мы сделаем это вместе. И я молилась, чтобы этого хватило, чтобы мы обе выжили. Мой дядя был орудием, способным раздавить нас, Абдуллу, всю команду. Он мог многое выиграть от столь грандиозного открытия. Я кивнула, и она пригладила мои вьющиеся волосы, так похожие на волосы моего отца. Он не заслужил того, что с ним случилось.

— Да, — сказала я. — Но я думаю, что нам стоит предупредить Абдуллу. Он должен знать правду о человеке, с которым ведет бизнес.

Вся кровь отхлынула от ее лица.

— Ты что, не слышала меня? — она потянулась к моей руке и крепко вцепилась в нее, ее ногти впились в мою кожу. В ее словах была слышна паника. — Твой дядя — убийца. Что может случиться с Абдуллой, если он встанет на пути моего брата?

— Я не—

— Он убьет его, — прошептала мама. — Инез, я не могу— Я не могу—

— Что, мамочка?

— Я не могу больше терять людей. Абдулла — мой друг, и я не позволю тебе подвергать его опасности. Инез, ты должна поклясться мне, что будешь оберегать его и ничего ему не расскажешь.

— Клянусь, — выдохнула я.

Она держала меня еще несколько ударов сердца, словно желая убедиться, что я действительно не подвергну Абдуллу опасности, что сдержу слово и не обращу на него смертельный взор моего дяди. Я непоколебимо выдержала ее взгляд, пока она медленно не кивнула.

Мама отпустила мою руку, и я выдохнула, борясь с желанием погладить травмированную кожу.

— Как я могу помочь?

— У меня есть одна мысль, которая могла бы сработать, — она прикусила губу. — Но потребуется смелость, Инез.

Я скорчила рожицу.

— Разве я не рассказывала тебе историю о том, как попала в Египет?

Она улыбнулась. Это была первая настоящая улыбка с тех пор, как я узнала, что она жива. Мама достала из кармана длинный шелковый платок и протянула мне. Мягкий на ощупь, он был украшен нежным цветочным узором.

— Ты и твои цветы, — задумалась я. — Ты когда-нибудь скучала по своему саду?

— Последние десять лет своей жизни я половину года проводила в Египте, — сказала она. — После стольких пустынь, я, конечно, скучаю по зелени. Я вообще по многим вещам скучаю, когда покидаю Аргентину. Чай мате, эмпанадас. По аромату морского бриза, который доносился с балкона моей спальни, — она подняла глаза, идентичные моим собственным. Глаза, меняющие цвет, глаза, которые не желали обрести покой. — По тебе.