Ужас скрутил мои внутренности.

Какая-то часть меня ненавидела этот план, но другая не хотела, чтобы дядя преуспел. Он убил моего отца и думал, что ему это сойдет с рук. Мой взгляд метнулся к Абдулле.

И теперь он собирался предать своего шурина.

Я сделала вдох и потянулась к своей сумке, она лежала у моих ног. Никто не смотрел в мою сторону. Я вытащила платок и положила его на колени. Затем я придвинулась ближе к куче артефактов, что лежали в пределах видимости. Я слышала отголоски тихих голосов мужчин, когда они прошли в сокровищницу.

Я выдохнула и накинула ткань на статуэтку Анубиса. Раздался тихий хлопок и ткань упала на пол. Статуя стала размером с небольшой брелок. Я снова оглянулась через плечо. Они все еще были в другой комнате.

Я уменьшила еще три статуэтки, одну за другой. Осторожно убрала их в сумку, пот струился по моему лицу. Я боролась с собой, ненавидя необходимость уносить предметы искусства с их родного места, но понимала, что мой дядя поступил бы гораздо хуже. По крайней мере, эти предметы будут подальше от его рук, а мама будет мной гордиться. Мой взгляд скользил по сотням сверкающих артефактов, заполняющих каждый угол и каждую поверхность комнаты, пока мой взгляд не задержался на голубой фигурке аспида размером примерно с мою ладонь. Я присмотрелась к замысловатой резьбе и узнала в уникальном лазурном оттенке древнеегипетский фаянс78.

Изучая ядовитую змею, я вспомнила Шекспира.

— Что ж, маленький убийца, перережь/ Своими острыми зубами узел/ Который так запутала судьба/ Ну, разозлись, глупышка, и кусай,79 — пробормотала я.

По моим рукам побежали мурашки. Если верить легендам и римским историкам, Клеопатра умерла от укуса змеи. Казалось, такая статуэтка обязана была находиться в ее усыпальнице. Я быстро нарисовала фаянсового аспида.

Закончив, я захлопнула альбом. Мое внимание вернулось к статуэтке, и я с неспешной осторожностью провела указательным пальцем по его голове. Магия запульсировала вокруг меня, и я отдернула руку.

Слишком поздно. Воспоминание уже поглотило меня, давая понять, что я обнаружила очередную вещицу, которой коснулись чары Клеопатры. Она стояла, сгорбившись, слезы текли по ее щекам, она кричала от ужаса и боли.

В отчаянии.

Она рыдала так, словно кто-то умер.

По моим рукам побежали мурашки. Неужели я стала свидетельницей момента, когда она узнала о смерти Антония? Клеопатра рухнула на пол и стала бить себя кулаками в грудь.

Тяжесть ее горя обрушилась на меня. Я задыхалась, пытаясь освободиться, и через секунду пришла в себя. Тихая передняя комната, блокнот с набросками на коленях. Пальцы были в пятнах, и я делала прерывистые вздохи, которые разрывали мои легкие.

Не задумываясь, я бросила платок на змею, чтобы быть как можно дальше от нее. Я не хотела снова испытывать ее боль. Она была настолько сильной, будто в меня вонзили нож.

— Как продвигается работа?

У меня вырвался громкий вздох, и моя рука, словно сама собой, схватилась за сердце. Я подняла голову и увидела возвышающегося надо мной Уита, бережно переносящего гору свитков в небольшом деревянном ящике. Его взгляд остановился на альбоме, лежащем на моих коленях, и платке, расстеленном на полу у моих ног.

— Кто-нибудь говорил тебе, что подкрадываться к кому-то — отвратительно невежливо?

Он бросил на меня недоверчивый взгляд.

— У военных это поощряется.

— А мы на войне? Понятия не имела.

— Британия воюет со всеми, — он начал уходить, но притормозил. — Красивый платок.

— Gracias.

Уит ушел, присоединившись к моему дяде с Абдуллой в соседней комнате. У меня сердце стучало в горле. Заподозрил ли он что-то? Вспомнил ли он, что платок принадлежал моей матери? Я встряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли. Он не похвалил бы его, если бы узнал. Я медленно выдохнула. Осторожно вытащив из-под платка уменьшенного аспида, я засунула его в сумку. Затем окинула взглядом сотни артефактов в комнате.

Мне предстояло проделать огромную работу.

***

Той ночью, я передала матери двадцать девять бесценных статуэток. Она взяла каждую и бережно завернула их в другой шарф, а затем засунула в большую кожаную сумку.

Я облизала пересохшие губы.

— Там еще сотни. Я едва справилась с задачей.

— Небольшая помощь — уже помощь, Инез, — пробормотала она. — Мы поступаем правильно, — она сжала губы. — Даже если это кажется неправильным. Я бы предпочла оставить исторические объекты на их местах. Мне не нравится то, что я попросила тебя сделать.

— Мне тоже, — сказала я, надежда теплилась в моей груди. Возможно, она передумает. Должен же быть другой способ помешать дяде—

— Помни, у тебя есть время до Навидада, чтобы вынести все возможное. Тебе удалось уменьшить какой-нибудь свиток?

Я кивнула и она, поцеловав меня в щеку, вернулась тем же путем, что и пришла — по узкой тропинке, ведущей куда-то за храм.

Ее слова должны были успокоить меня. Она не хотела тревожить гробницу больше меня. Это должно было помочь — знание, что мы чувствуем одно и то же, что мы на одной стороне. Но, наблюдая, как она исчезает во тьме, я не могла избавиться от мучительного чувства, что делаю все еще хуже.