Когда пришел папа, то Егор уже мало что понимал. Он то отключался, то приходил в себя. Из-за заплывших глаз все вокруг было размыто, но голоса он слышал хорошо, помнил, как на Витю кричал отец и угрожал: если с сыном что-то серьезное, то ни одна живая душа его не найдет. Вряд ли эти угрозы он когда-нибудь воплотил бы в жизни, человеком Виктор Петрович был добрым и не тронул бы ребенка. Даже такого отморозка, как Витька. Но по закону он бы наказал всех обидчиков сына. Несмотря на его внушительный размер от улыбки, которая не сходила с лица папы, было тепло и уютно. Мама души в нем не чаяла, в принципе, как и сам Егор. Виктор Петрович жил ради семьи. И в тот момент, когда он увидел Егора в таком состоянии, у него, казалось, весь воздух из легких исчез. Впервые в жизни он чувствовал, как трясутся руки.

Егор слышал и голос испуганного Димки, который, кажется, упал на колени рядом с ним и пытался докричаться до него. Отвечать было сложно, слишком сложно и больно. Егор смог только произнести что-то про руку и потерял сознание. Очнулся в больнице. Растерянный и не понимающий, что с ним произошло. Только спустя время картинка в голове стала выстраиваться. Егор сначала обижался на Диму за то, что тот нарушил их договор не вмешивать родителей в мальчишеские разборки, но вовремя понял, что в этой ситуации друг поступил правильно. Если бы не он, неизвестно, чем это все могло закончиться.

– А тебе когда гипс снимут? – спросил Дима, в очередной раз забежав к Егору.

– Вроде через две недели должны. Я уже устал дома сидеть. Ни поиграть нормально не могу, ни в школу пойти.

– Зато у тебя такой красивый чехол для руки, – сказала Настя, вырисовывая на гипсе уже десятый розовый цветочек.

– Это не чехол. Это гипс, – раздраженно выпалил Егор, глядя на сестру, которая была так увлечена своими художествами, что даже не замечала тона брата.

– Ты бы ему самолетики нарисовала, Олененок. А то своими цветочками совсем в девочку Егора превратишь. – Друг слегка стукнул Диму свободной рукой по плечу, на что тот просто рассмеялся.

– А я не умею самолетики, – грустно, будто осознавая всю серьезность трагедии, проговорила Настя. – Ты поможешь?

Дима на минуту задумался, покосился на Егора и, специально проигнорировав его предупреждающий взгляд, улыбнулся так, словно придумал самую гениальную идею на свете.

– Эй, вы что, сговорились? Так нечестно! – стал возмущаться Егор, когда увидел, что Дима берет в руки синий фломастер.

Следующие полчаса дети провели за раскраской гипса. Дима с Настей так упорно это делали, что теперь свободного места на нем не было совершенно. Егор, который делал вид, что обиделся и теперь смотрел телевизор, краем глаза все-таки подглядывал за этими двумя и думал, сломанная рука – это не так уж страшно. Да и гипс теперь выглядел намного симпатичнее и веселее.

Двигать рукой, которая почти месяц находилась в гипсе, было непривычно и немного страшно. Разрабатывать ее приходилось постепенно, каждый день, а у Егора уже было огромное желание скорее прийти в норму, поэтому он непозволительно спешил. Снега за окном было столько, что хотелось просто надеть пуховик, шапку, непромокаемые ботинки, выбежать из подъезда и с разбегу упасть в первый попавшийся большой сугроб. Но когда Светлана Николаевна услышала из кухни, как сын рассказывал об этом Диме, то предупредила, что, если он так сделает, она просто запретит выходить ему из дома на все новогодние каникулы. Одной сломанной руки ей достаточно. Егору пришлось пообещать, что он будет предельно аккуратен и она наконец-то может спокойно отпустить его слепить снеговика и закидать Димку снежками.

Зима всегда пахла по-особенному. Новый год радовал, наверное, больше, чем собственный день рождения. Егор с Димой давно уже не верили в Деда Мороза, но очень усердно поддерживали эту легенду для Насти, которая все еще считала, что подарки ей дарит дедушка с белой бородой и большим мешком игрушек, как из сказок.

В этом году отмечать праздник решили в доме Скворцовых. Мама Егора воодушевленно ходила по магазинам и подбирала разные новогодние украшения. Виктор Петрович с выдержкой настоящего героя следовал за женой и молча переходил из одного отдела в другой. Спорить в такие моменты с ней было бесполезно. Когда Дима приходил в гости к другу, он всегда с жадным интересом наблюдал за тем, как родители украшают дом, развешивая на окна яркие гирлянды с маленькими золотыми лампочками. У них привычно пахло вкусной сладкой выпечкой. Дима удивлялся, как тетя Света успевает и работать, и постоянно что-то готовить. Егору и Насте определенно повезло с родителями. Нет, Дима не жаловался на своих, но атмосфера в его доме была совсем не такой. Евгения Михайловна была очень хорошей, настоящей красавицей, за которой в институте выстраивалась целая очередь, чтобы проводить ее до дома. Но в ней никогда не чувствовалось той теплоты, которая волнами исходила от тети Светы. Мама Димы не очень любила готовить, а в украшении дома вообще не видела смысла. Это же потом все равно все снимать надо. Поэтому в доме у Смирновых не было ни елки, ни гирлянд, ни ароматного имбирного печенья. Диме всегда нравилось, когда Новый год они праздновали с семьей Егора. Так он мог по-настоящему насладиться этой атмосферой.

В последнее время его все больше тянуло в дом к другу. У родителей был кризис в отношениях, и они часто ссорились, разговаривали на повышенных тонах, и оба ходили такие напряженные, будто к ним подвели электричество. Сначала Дима наблюдал за ними, переживал, а потом просто стал уходить в свою комнату и включать в наушниках музыку погромче. Он мог просидеть так очень долго. Обычно часа через два к нему заходила мама, гладила сына по голове, пока тот сидел за компьютером или книгой и крепко прижимала к груди. Она ничего не говорила и не спрашивала. Потом целовала в макушку и уходила, плотно закрыв дверь. Несмотря на внешнее спокойствие Дима слышал, как бешено колотится ее сердце, и видел ее слишком красные и воспаленные глаза. Когда мама была в таком состоянии, ему хотелось вскочить со своего места, подбежать к отцу и спросить, почему он спокойно смотрит, как мама плачет, и ничего не делает. Но Дима оставался на месте. Что может изменить десятилетний ребенок?

За день до Нового года между ними снова произошла стычка. На этот раз билась посуда. Кружки, тарелки. Из своей комнаты Дима слышал, как разлетается хрупкий фарфор. Когда все закончилось, он выглянул из его личного убежища и увидел, как мама, сидя на полу, собирает осколки. Казалось, она совсем не боится порезаться. Дима тотчас побежал в ванную и принес веник и совок. Он стал подметать бывший сервиз, а Евгения Михайловна медленно встала, слегка покачнувшись, с благодарностью взглянула на сына и ушла в спальню. Дима не знал, как они пойдут завтра к Скворцовым отмечать Новый год. Но он очень надеялся, что хоть на один день они смогут стать той семьей, о которой он всегда мечтал, когда приходил к другу.