— Разговор включает в себя ощупывание меня? — Я почти кричу, чтобы Атлас мог слышать меня сквозь музыку.

— Не знаю, каким ласкам ты подвергалась, маленькая птичка, но я едва касаюсь твоей спины. — Атлас смотрит на меня свысока, но его пальцы уже забрались под край моего топа. У него грубые руки, мозоли, заработанные годами упорных тренировок. Моя кожа чрезмерно чувствительна, каждая точка соприкосновения заряжена. Атлас контролирует наши движения, раскачивая наши тела в такт музыке, это не должно быть так сексуально, но это так. Обычно я бы придумала умный ответ, но Атлас слишком близко. Его запах, его жар, все в нем переполняет мои чувства.

Я обвиваю руками шею Атласа, желая коснуться его кожи. Он касается моей, так что это справедливо. Я провожу пальцами вверх по его шее и зарываюсь в коротко остриженные волосы. Они мягкие на ощупь. Веки Атласа опускаются, и его губы приоткрываются, когда я провожу ногтями вниз и обратно по его затылку.

— У тебя была причина оттащить меня от испытания? — Мой голос прерывается, но Атлас тоже тяжело дышит.

Из — за меняющегося цвета огней трудно разглядеть серо — зеленые глаза Атласа, но это не может скрыть напряженность, с которой он смотрит на меня сверху вниз. Несмотря на его предыдущие протесты, его руки опускаются ниже, сжимая верхнюю часть моей задницы и притягивая меня ближе к своему телу. Мы прижаты друг к другу от груди до бедер, и нет никакой ошибки в том, что его твердый член упирается мне в живот.

— Нам нужна была возможность поговорить наедине. — Движения Атласа замедляются, пока мы полностью не сбиваемся с ритма, но теперь мы танцуем под нашу собственную музыку.

Я демонстративно оглядываю переполненный танцпол. — Не хочу тебя огорчать, но мы не совсем одни.

Пальцы Атласа сжимаются на моей ягодице. — Да, но нас не слышат ни жрецы, ни камеры.

Я напрягаюсь в его объятиях, мое сердце колотится теперь по другой причине. — Какое это имеет значение?

Рука Атласа скользит по моей спине и зарывается в волосы, оттягивая мою голову назад и заставляя встретиться с ним взглядом. — Это важно, потому что ты продолжаешь говорить всем, что ты человек. Но людей не избивают четверо, трое из которых тренировались всю свою жизнь, чтобы стать чемпионами, и заживают от синяков за одну ночь.

Его рука крепко сжимает мои волосы, и мне хочется обмякнуть. Прижаться к нему и позволить ему делать со мной все, что он, черт возьми, захочет. Между моими бедрами пульсирует боль, которая борется с моим чувством самосохранения. Моя Фурия на удивление спокойна, как будто она ждет, к чему все это приведет, прежде чем перейти к действию.

Я облизываю губы, во рту пересохло. Атлас отслеживает движение, его ноздри раздуваются, пальцы в моих волосах скользят по голове. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить контроль над своим телом.

— Я ничего такого не помню. — Я пожимаю плечами, изображая беспечность и невежество.

Атлас останавливает наши раскачивающиеся тела, удерживая нас неподвижными в океане волнообразных движений танцоров. Его мышцы напряжены, взгляд острый и оценивающий, когда он смотрит на меня сверху вниз. — Ты хранишь секрет, и я собираюсь выяснить, в чем он заключается.

Я позволяю своей голове упасть обратно в его ждущую руку, пока он не поддерживает меня. — А что, если мой секрет в том, что я считаю тебя придурком?

Губы Атласа дергаются, почти растягиваясь в широкой улыбке. — Ты не очень хорошо это скрываешь.

— Наконец — то. — Голос Эйлы Лонг прорывается сквозь транс, в который меня погрузил Атлас, и я не знаю, радоваться этому отвлечению или раздражаться.

Мы с Атласом отходим друг от друга по невысказанному соглашению, в то время как Эйла смотрит на нас с раздраженным блеском в глазах. Она снова включает обаяние и обращает свое внимание на Атласа. — Я скучала по тебе. Может, выпьем еще по стаканчику, прежде чем приступить к твоему испытанию?

— Совершенно определенно. — Атлас улыбается ей, включая свою мегаваттную улыбку, которая, как я начинаю подозревать, совершенно фальшивая. Он не утруждает себя ожиданием, последую ли я за ним, оставляя меня плестись позади, как маленького грустного щенка.

ГЛАВА 19

— Э

то гораздо менее захватывающе, чем я думала.

Мы только что устроились на заднем сиденье городской машины Эйлы и возвращаемся в театр, где начался мой вечер. Ее водитель сидит впереди, и нас от него отделяет закрытое окно.

Я никогда не ездила на такой шикарной машине.

Эйла дуется, потому что, очевидно, это недостаточно увлекательно. Мы пробыли в клубе еще сорок пять минут, прежде чем Атлас наконец убедил ее уйти. Я попыталась и потерпела неудачу, но когда Атлас сверкнул своей лучезарной улыбкой, она разразилась приступом хихиканья.

Я еду задом наперед, в то время как Эйла и Атлас сидят напротив меня. Эйла скрещивает ноги, наклоняясь к Атласу. На ней самое короткое платье, которое я когда — либо видела. Это облегающий серебристый наряд, сделанный из ткани, похожей на жидкий металл. В нем очень жарко, но я не в восторге от того, что мне показывают ее промежность без трусиков. Она наклоняется, чтобы что — то прошептать Атласу, слишком тихо, чтобы я могла расслышать. Атлас усмехается и приподнимает бровь.