Он знал, что говорил, — из приземистого здания станции вышли несколько командиров, лица их разобрать было трудно, но по манере держаться, по оружию, находившемуся при них, — у всех через плечо висели автоматы, — можно было безошибочно распознать фронтовиков.

А дальше случилось то, что может случиться только в сказке, пусть даже военной, прифронтовой, или в песне — все командиры представились, назвали свои фамилии, а когда Куликов услышал фамилию последнего из них, шестого, то чуть не присел:

— Капитан Бекетов.

Это был то самый Бекетов, бывший старший лейтенант, родной человек, недавно получивший звание капитана, под началом которого они сопротивлялись фрицам, а потом по сантиметрам взламывали немецкую оборону и продвигались к Смоленску. Значит, приехал Бекетов сюда специально за ним.

Когда командиры шли вдоль строя, стараясь рассмотреть в сумраке плохо освещенного пространства лица бойцов и поравнялись со взводом Куликова, тот окликнул громко:

— Товарищ капитан!

Бекетов остановился, всмотрелся в лицо человека, окликнувшего его. Голос ротного дрогнул:

— Куликов? Василий? Вася-пулеметчик? Вот ты-то мне и нужен.

— Да, товарищ капитан, Куликов…

Капитан обнялся с ним перед всей длинной шеренгой, покрутил обрадованно головой:

— Не верю, что передо мной Вася-пулеметчик собственной персоной…

— Он самый, товарищ капитан, собственной персоной, — Куликов почувствовал, что голос у него, как и у капитана, тоже начал дрожать.

Бекетов потискал его, будто проверял на наличие ранений, затем развернул перед строем.

— Вот, бойцы, с кого надо брать пример, — проговорил он вроде бы негромко, но слышно его было хорошо, — с лучшего пулеметчика Западного фронта Василия Куликова.

Куликов смущенно покашлял в кулак, произнес, специально жуя слова, чтобы их невозможно было разобрать:

— Товарищ капитан, это слишком, — тут он вспомнил про азартную игру в карты и добавил: — Двадцать два, как в игре в очко.

Через сутки маршевая рота уже находилась в окопах, осматривалась, обживалась, удивлялась внезапному затишью и, хорошо понимая, что произойдет дальше, готовилась к предстоящим боям.

Фрицы не заставили себя ждать, появились очень скоро, танков было столько, что под ногами пьяно приплясывала земля, а с макушек обгорелых деревьев сыпались ветки — десятка полтора. Над землей тянулся черный маслянистый дым, где-то недалеко горела техника, только чья это была техника, наша или немецкая, понять было трудно. Да скорее всего, просто невозможно.

За спиной, в капонирах, вырытых прямо за окопом, дружно рявкнули четыре противотанковые сорокапятимиллиметровки. Одна пушка оказалась особенно удачливой — танк, идущий в центре атаки, остановился, присел на кормовую часть и заполыхал высоким бездымным пламенем, будто был сотворен не из стали, а из промасленного картона.

За первым залпом сорокапятимиллиметровки дали второй, вспыхнул еще один танк; Куликов, примеряясь, вхолостую провел стволом "максима" по немецкой цепи, отсекая пехоту, покосился на напарника, вспомнил Колю Блинова, незабвенного второго номера, снабжавшего немецкими продуктовыми ранцами добрую половину бекетовской роты, и приготовился открыть огонь.

В напарники ему определили опытного молчаливого солдата по фамилии Янушкевич, с желтыми от курева усами — курил он, говорят, даже во сне, ночью, прислонившись спиной к стенке окопа, — спал и курил. Куликов этого не видел, но молва есть молва, за каждым солдатом плетется своя слава, — похоже, скоро у Янушкевича не только усы приобретут табачно-желтую окраску, но и волосы на голове.

Действовал Янушкевич неторопливо, расчетливо и в чем-то был похож на Блинова. Это первому номеру понравилось.

Вздохнув скорбно, Куликов прищурил левый глаз, хотя раньше в напряженные минуты этого не делал, но, видать, всякое ранение оставляет свой след, — и открыл стрельбу.

Бежавшие за танками автоматчики словно бы наткнулись на вал, скатанный из колючей проволоки, остановились разом, Куликов повел стволом, заваливая сразу несколько человек, следом за убитыми попадали живые — огонь "максима" был убойным. Второй номер действовал, как часть единого механизма, послушно подавал ленту в патроноприемник пулемета…