Зачем он совершает старые ошибки? При этом он пока еще не дорос даже до того уровня, на котором был, когда начал войну с правительством. Если вскроется, что это он — так долго, как раньше, он не побегает. Так что же, отменять все? Время еще есть…

Эскобар посмотрел на часы. Перес будет заступать на смену через час, а в номер Бжезинского пойдет и того позже. Один звонок — и всё закончится, не успев начаться…

Именно в этот момент русская его часть, обычно сидевшая тихо, выдала воспоминание. Офицер военкомата со скорбной физиономией, рыдающая женщина (жена?) и фотография мужчины в форме советского офицера — сына? — на закрытом гробу. Афганистан — Бжезинский — моджахеды… И вместе с образом, пришедшим из глубин сознания, накатил гнев, привычно сменившийся безумной яростью.

— Бляди!!! — русское ругательство вырвалось из глотки рёвом, сопровождающимся звоном разбитого стекла. — Ёбаные пидорасы!

Боль в правой руке, порезанной разбитым зеркалом, должна была отрезвить — но случилось ровным счётом наоборот. На какой-то момент Пабло потерял над собой остатки контроля, и просто в припадке дикой ярости громил ванную.

Жена, верная Мария, примчалась почти мгновенно, благо что дверь не была закрыта и в ужасе смотрела на то, как её муж уничтожает обстановку. Она как-то сходу почувствовала, что в этот раз успокаивать любимого мужчину — бесполезно. Надо дать ему выплеснуть эмоции, пусть она и не понимала, откуда они взялись.

Поэтому она тихо — спасибо толстому ковру на полу — отошла от санузла и направилась в гостиную, по пути столкнувшись с Мигелем.

Верный телохранитель просто сидел в кресле и смотрел на дверь. Он прошел с Эскобаром достаточно, чтобы не хуже Марии знать, когда эль Патрона трогать не надо.

Посмотрев в глаза чуть испуганной женщине, от улыбнулся и спросил:

— Сеньора, как думаете — что это за язык? — и хмыкнул, увидев, как удивление зарождается в глазах собеседницы, прислушавшейся к орущему на Вселенную мужу. Испанских ругательств там хватало, но было в достатке и других, на незнакомом языке…или языках?

— Вот, думаю поинтересоваться, но побаиваюсь, если честно, — пожал плечами мужчина. — Это так-то не моё дело.

— Да, — неуверенно кивнула Мария. — Наверное, не твоё.

«Вопрос только, чьё? И что, в конце концов, происходит с Пабло? Видимо, надо будет с ним серьёзно поговорить», — подумав, Мария неуверенно улыбнулась. Она прекрасно знала, что фраза «дорогой, нам надо серьёзно поговорить» — это не то, к чему мужья обычно готовы и не то, чего они жаждут. Но куда ему деваться? От разговора он не уйдет…наверное.

— Это что еще за дерьмо? — Мэттью Стаффорд, высокий русоволосый мужчина, работающий в Секретной Службе вот уже восемь лет, удивленно понял бровь.

Из-за вазы с цветами, стоявшей в коридоре двенадцатого этажа, показалась смешная лягушка. Точнее, даже парочка. Обе были ярко желтого цвета и более чем выделялись на фоне темно-вишневого ковра.

Его коллега, Кэлвин Джонсон, постриженный налысо чернокожий громила с короткой ухоженной бородой, оторвал глаза от вчерашней «Нью-Йорк Таймс», утром подхваченной в посольстве. И почти идентично повторил мимику напарника, также подняв бровь.

День, в целом, задался: после короткой поездки в посольство, где мистер Бжезинский позавтракал с послом, обсуждая какие-то малопонятные простым смертным дела, их подопечный вернулся в гостиницу. И, видимо, решил вздремнуть или, как минимум, отдохнуть — обычно к обеду от него уже можно было ожидать распоряжений о подготовке поездки или еще что-нибудь в этом роде. А сегодня таковых не было. Даже насчет обеда не распорядился, а ведь солнце уже три часа как перевалило полуденный пик.

Ланч у шефа обычно был в районе часа дня, и казалось немножко удивительным, что сегодня он решил нарушить сложившуюся традицию. Впрочем, неделька была та еще, так что человек вполне имел право на отдых. Заодно давая возможность расслабиться и собственной охране. А то, знаете ли, не самая спокойная страна, эта ваша Колумбия — недавно во втором по размеру городе чуть ли не бои шли, с применением гранатометов. Подробности Джонсон не знал, но, как и остальные силовики делегации, в целом был в курсе произошедшего. Так сказать, верхнеуровнево, в рамках ознакомления с местом назначения.

И вот хоть какое-то развлечение. Понятное дело, что исследовать здешние достопримечательности было затруднительно. Какое там: работа, работа и еще раз работа, даже если поедешь с подопечным на какой-то интересный объект. А тут вот какой-то мелкий зверек, похожий на лягушку. Явно какой-то местный вид: ничего подобного раньше телохранитель не видел, хотя много, где побывал.

— Как думаешь, это штука опасная? — поинтересовался Джонсон.

— Думаешь, пора вызывать морпехов из посольства? — заржал Стаффорд. — «Спасите, нас атакуют лягушки! Они огромные — почти два дюйма!».

Джонсон шутку принял и вместе с коллегой посмеялся. Однако глаз с лягушек он не спускал. Где-то на периферии сознания крутилась мысль, но никак не получалось за неё ухватиться. И почему-то появилось чувство чего-то неправильного, инстинктивное ощущение опасности, а инстинктам своим он более чем доверял. Последний раз, когда он на них забил, случился на третьем курсе колледжа, где он играл принимающим в местной команде по американскому футболу.

В тот день перед розыгрышем все внутри буквально орало ему «не надо!!!» — но он все равно побежал выполнять тот самый маршрут… Результат — жуткое столкновение с защитником, после чего испарились его перспективы быть задрафтованным. Полученная тяжелейшая травма спины, после которой форму он так и не восстановил, дорогу в НФЛ ему закрыла. Нет, наверное, можно было бы побороться, но шансы были слишком малы, чтобы рисковать. Поэтому, он сосредоточился на образовании. А после ухватился за выпавший шанс пойти «по силовой линии». Это для профессионального футбола у него форма была больше не подходящей — а вот для обычной жизни её более чем хватало.