Переход «зебра», на котором еще не успели окочуриться все наивные бабушки, поверившие в приверженность водителей ПДД. Черная ограда, окружающая Булевард, и тут же новый памятник другому поэту-самоубийце, наложившему на себя руки через повешение в фешенебельной питерской гостинице. Славно вытертые скамейки, на которых летом сиживали бабушки и играли в шахматы пенсионеры-умники, детская площадка с выводком энергичных огольцов, лакирующих задами горку.

Я плюхнулся на край скамейки и прикрыл уставшие очи. Краем глаза я увидел, как на меня надвигается растекающиеся облако, оно приземлилось на другом краешке скамейки и шумно вздохнуло. Я сделал вид, что наслаждаюсь зеленью деревьев и увидел объемистую задрыгу невнятного возраста и кислой наружности, буравящую меня зрачками с явной целью завести разговор.

— Что, Алик, неужели не узнаешь? — молвило чучело и расплылось в приглашающую улыбку.

— Извините, — сказал я с акцентом, — я плохо понимаю.

Черт побери, конечно, здесь не Гайд-парк, скопище леди и джентльменов, не привыкших заговаривать на скамейках, но существуют же и элементарные приличия. Я сделал вид, что пропустил ее слова мимо ушей и стал сосредоточенно рассматривать свои ногти.

— Ты что, Алик, совсем охренел? Или уже ослеп?

Акцент явно провинциальный, такие дамочки не гоняют по страницам «Улисса» Джойса, наслаждаясь спотыканиями Леопольда Блума на скорбном пути по Дублину, но они отлично ориентируются в быту и получают в жизни самые аппетитные куски пирога. Я вгляделся в огромную груду мяса, увешанную драгоценностями, но ничего не смог разглядеть — так Амундсен тревожно всматривался в снежную бурю в надежде узреть цветущие пальмы.

— Вы меня имеете в виду? — Я сделал морду удивленной лошади, случайно забежавшей поесть сенца на детской площадке Булеварда.

— Неужели я так постарела?

Это прозвучало угрожающе и заставило меня напрячь до предела всю свою зрительную систему. Но тщетно. Ничего не вырисовывалось, кроме той же самой груды.

— Да Клавдия я, Клавка! — простонала она. — Разуй глаза, босяк ты этакий!

Такое амикошонство встряхнуло меня и даже отбросило на спинку скамейки, по мозгам суетливо пробежал судорожный ток: передо мной была старая подруга Риммы Клава-Мохнатая-Рука.

— Куда ты исчез? Куда пропал? — загалдела она.

— Это целая история… — Я опустил глаза и вздохнул, в агонии думая, как бы улизнуть от давней подруги. — Как-нибудь встретимся вместе с Риммой…

— С Риммой?! — Она даже захрипела.

— Конечно. Я ее еще не видел.

— Ты ничего не знаешь?!

— А что?

— Она умерла…

Я застыл, боль пронзила меня насквозь, первые секунды я даже не сознавал, что произошло.

— Ты не знал?

Римма умерла. Как это произошло? Почему?

— Давай пройдем со мной, здесь не место. Тебе не нужен валидол?

Идти пришлось недолго: прямо за новым театром имени Буревестника (плод незатухающей борьбы внутри театра № i Великой Державы) обнаружилось вполне жилое здание, моя спутница открыла ключом дверь благополучного вида подъезда, поднялась на второй этаж и ввела меня в прекрасно отделанные апартаменты, всем своим видом напоминавшие процветающий клуб. У самого входа в кухне сидел тип в милицейской форме и пожинал борщ, он оторвался от трапезы и сквозь капусту в зубах попросил заплатить за вход пятьдесят баксов. [25]

— Это со мной! — сказала Клава повелительным тоном. — Ты посиди, расслабься, я к тебе подойду!

Я сразу же очутился в баре, где длинноногие девицы всем своим видом изображали счастье: побрякивали бокалами, делая вид, что пьют дорогое французское шампанское, притоптывали ногами и крутили задками в тон озвученным воплям, способным поднять из могил тысячи смердящих от возмущения мертвецов (возможно, тамплиеров). Самое приятное, что ко мне никто не приставал, смешанные мысли мои не давали мне ни на чем сосредоточиться. Римма умерла. Или все это сон вместе с чокнутой Клавкой и всем с кайфующим зоопарком? Юная дамочка в арлекинском наряде появилась с початой бутылкой виски, синим бокалом и льдом в ведрышке. «Black cock» вызывающе сияло на бутыляге, и для неграмотных у горлышка был изображен черный петух, скорее, фазан, похожий на famous grouse. [26] Я сделал глоток и обомлел: давненько я не пробовал такого пойла, это был даже и не скотч, а смесь керосина с желчью, изготовленная из черного кока самого вонючего петуха. Скорее из любопытства я отхлебнул еще чуть-чуть, пытаясь определить истинные ингредиенты гремучей смеси, однако по всей полости рта прошла атака напалмом, чувствительность ротовых органов атрофировалась, правда, по моему телу пробежал озноб, словно я окунулся в прорубь.

Римма умерла. Какая нелепость? Когда? Где? И с какой стати? Я сделал два больших глотка, стараясь заглушить боль, охватившую все тело. Клава уже сидела рядом, глаза ее слезились.

— Все это произошло внезапно… сердце разорвалось, хотя она ничем не болела. Наверное, от одиночества… в общем, ни от чего… Божья воля… Не плачь, лучше выпей… ничем не поможешь…

Бедный черный петух (фазан, индюк). А вдруг в прошлой жизни и я существовал в таком же качестве? Чистил перья, тряс зобом и выискивал на земле зернышки и букашки. И вдруг какая-то сволочь — раз-два! — взяла и резанула по горлу ножом. Прощай, любимый город, уходим завтра в море…

Последние годы собственная генеалогия (естественно, глобальная, а не в схемах и легендах-биографиях отдела кадров Монастыря) интриговала меня. Все началось с того, что еще в тюрьме я натолкнулся в Интернете на предложение определить прошлое по параметрам года и дня рождения, раньше такие фортеля не вызывали ничего, кроме смеха — о, позорный оккультизм, гороскопы, Юнг, Гурджиев, Блаватская, гадания на кофейной гуще! Но тут я дрогнул и решил попробовать: в конце концов, что я потеряю, если я уже прожил Ту жизнь? Выпало: японец-геолог в Средние века, житель острова Хоккайдо. Абсурд, конечно, и даже обидно: почему не Ганнибал или скромный князек в Баварии или запорожский казак, сочиняющий письмо турецкому султану? Почему все время наемный служащий, перебивающийся на зарплате, ученый муж — ха-ха! — копающийся в земле и камнях, и никаких тебе Лорелей, певших на скале! Хотя бы писатель средней руки, читаемый интеллигентной элитой, иногда на центральной улице подходят смущенные девушки: «Вы случайно не? Ах, как я счастлива, ведь я мечтаю о вашем автографе! Вам удобно оставить свои координаты?» Римма умерла? Не может быть, дурная шутка, бред загулявшей медузы. Жаждал я жизни всесильного царя, отправлявшего на казнь своих подданных, умолявших их помиловать, но нет! нет! стыдно красть у своего народа, господа, придется платить по счетам своей головой! Римма умерла? Нет, нет! Дефиле из одного дворца в другой (только бы по дороге не взорвала бомбой какая-нибудь сволочь из народа!), прием парада на Тюильри, рывок на крейсере в Вильфранш на Лазурном Берегу.