На одном дыхании я сел прямо, взял стакан со столика рядом с кроватью и одним глотком допил остатки золотистой жидкости. Напиток подался плавно, и, прежде чем я успел опомниться, я уже вскочил на ноги, налил еще один бокал бурбона до краев и залпом осушил его.

Я положил руку на грудь, провел кончиками пальцев по рельефной коже, отметине на моем сердце. Постоянное признание для Эммы высеченное моим клинком виверны, чтобы показать, что она проложила себе путь в мое сердце, и как я никогда не хотел, чтобы она, черт возьми, уходила. Ежедневное напоминание о том, что все, что я чувствовал, все, что произошло между нами, реально. Потому что я чувствовал себя так, словно находился в своем собственном гребаном кошмаре, от которого не мог убежать.

Каждым проходящим днем казалось, что мой шрам жестоко вспарывали, заставляли мою багровую боль течь бесконечно, пока от нее ничего не оставалось. Может, она и прикована к моему сердцу, но я почувствовал себя словно в ловушке под водой и не мог выбраться на поверхность. Как бы я ни старался плыть, я продолжал погружаться все глубже. Цепочка продолжала распутываться, и я потерял контроль над своим чертовым здравомыслием.

Я налил себе еще бурбона, чтобы заглушить волны агонии, которые продолжали накатывать на меня. Большим глотком я осушил содержимое своего стакана, сжимая его так крепко, что побелели костяшки пальцев. Мое отчаяние найти ее поглощало меня, оставляя чувство бессилия. Беспомощности. Я чувствовал себя так только однажды, и это было, когда умер мой отец. Я ничего не мог сделать, чтобы вернуть его или найти способ залечить разбитое сердце моей матери.

Однако я отказываюсь сдаваться. Я никогда не прекращу ее поиски и без колебаний уничтожу любого, кто встанет у меня на пути. Вихрь моих мыслей заставил мою руку дрожать от силы моей хватки, пока стекло не разлетелось вдребезги, разбрасывая осколки во все стороны. Моя ладонь вся в крови, алые струйки стекали по моим пальцам на пол.

Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании, чтобы заземлиться в настоящем и на том, что мне нужно сделать. Но с каждым мгновением мне становилось все труднее, поскольку мысли и воспоминания о нашей несчастной любви кружились в моей голове. Дразнили меня и доводили до грани безумия.

Я почувствовал, как разъедающая меня печаль превратилась в темный гнев. Это начало овладевать мной, когда я попытался бороться с этим и цеплялся за последние крупицы своего здравомыслия. Если я полностью потеряю контроль, никто не знает, какие разрушения я могу устроить.

Я схватил янтарный графин за горлышко, и золотистая жидкость быстрым движением перелилась внутрь стакана. Поднося горлышко стакана к губам, я с трудом допил остатки. Жидкость обжигала горло, распространяя тепло по всему телу. На мгновение ярость внутри меня утихла, и я почувствовал, как меня охватило спокойствие. В груди немного потеплело. Но это ненадолго. Мои эмоции слишком бурны, а мои силы слишком близки к поверхности, поскольку мои вены переполнены алкоголем.

Моя грудь снова сжалась, но на этот раз у меня перехватило дыхание. Быстро поднимаясь и опускаясь в отчаянных вдохах, в то время как мое сердце громко стучало в ушах, когда я разваливался на части. Представить, что я никогда больше не увижу ее улыбки, не услышу ее смеха или не почувствую тепло ее кожи в своих руках — это невыносимо.

Внезапно все, что я видел — это оттенки красного.

Рев вырвался из моей груди, без сомнения, вибрируя по всему замку. Обрывки теней набрасывались на меня, сбивая книги с полок, разбивая произведения искусства о стены и швыряя стулья по комнате, пока они не разлетелись вдребезги. Буря того, что казалось нашей злополучной любовью, вылилась в неистовые порывы отчаяния и гнева. Мои тени бушевали вокруг меня с развязанным хаосом, гася огонь и погружая комнату во тьму, когда я откинул руки назад и издал гортанное рычание.

Я ударял кулаком в ближайшую стену снова, и снова, и снова. Звук хрустящих костяшек моих пальцев наполнил воздух, прежде чем почувствовал боль. Я почувствовал, как мой зверь высвободился — как первобытная, неконтролируемая сила внутри меня, — но моя душа осталась позади, и мое сердце плыло по течению без нее. Кровь хлестала из моей раненой руки. Она окрашивала стену, оставляя вмятины там, где мой кулак сталкивался с кусками камня, осыпающимися на пол.

Я не остановился, даже когда моя изуродованная рука распухла от жестокого обращения. Я продолжал пытаться выплеснуть все эмоции, душащие меня. Надеясь, что это превратит их в прах и пустую боль, и один вдох унесет их навсегда.

Моя рука зажила сама собой, но я этого не заслужил. Я не заслуживал освобождения от боли, точно так же, как Эмма не освобождена от контроля, которая эта сила оказывала на нее. Сила, которая оставалась в ее душе, даже когда она сняла корону и оторвала от нее кусочек, прежде чем уйти от меня. И именно поэтому наша связь заблокирована абсолютной тьмой… Она все еще потеряна для нее. Моя рука безжалостно пульсировала, когда она безвольно повисла сбоку, заставляя меня вернуться в настоящее. Я склонил голову, усталость овладела мной, а на лбу заблестели капли пота.

Я собирался сделать еще глоток бурбона, когда понял, что уже допил остаток. От графина теперь не осталось ничего, кроме миллиона осколков бриллиантов, рассыпанных по полу. Я с шипением наморщил лицо, когда барабан неумолимо стучал у меня в голове, а в глазах задвоилось. Я выпил чертовски много. Это подтвердилось, когда я споткнулся, опираясь руками о стену. Я глубоко вдохнул и выдохнул воздух из легких. Я хотел заглушить боль, не чувствовать, как она разрывала меня на части, хотя бы на мгновение, но я не мог. Я не сделаю этого, пока она не вернется ко мне.