Вообще-то Дайсон должен был отреагировать первым. Он был готов — внимательно следя за врачом, старший инспектор, тем не менее, не выпускал из поля зрения и спавшую Элис. Но все-таки пистолет оказался в ее руке прежде, чем Дайсон понял, что происходит. Он думал, что женщина — как в прошлый раз — сначала поднимется, и тогда он успел бы… Но Элис даже попытки не сделала встать или хотя бы приподняться. Она протянула руку (глаза оставались закрытыми, а тело — расслабленным) и взяла лежавший на краю кушетки пистолет.

— Эй! — воскликнул Брюс и сделал движение, которое не успел закончить: пуля впилась ему в левое плечо, а черный глазок уже повернулся в сторону Дайсона, и он поднырнул под выстрел, как ловкий пловец успевает нырнуть под днище несущегося на него катера. Почувствовав, как быстрый жар опалил волосы на макушке, Дайсон перехватил запястье Элис, и третья пуля влепилась в потолок, а четвертая, разбив оконное стекло, унеслась в белый свет.

Дайсон неожиданно почувствовал, что всей его силы недостает, чтобы снять палец Элис с крючка, и она все нажимала, нажимала и продолжала нажимать, когда в обойме не осталось ни одного патрона.

Час спустя, когда эксперты осматривали лабораторию, Дайсон нашел, куда попали остальные пули. Это, конечно, не имело особого значения для следствия, но в протоколе отметили: пули номер 5, 6, 7 и 8 угодили, соответственно, в аппарат Везингера (прибор для считывания данных о состоянии вестибулярного аппарата), в висевшую над компьютером фоторепродукцию картины Дали «Леда и Лебедь» (у Леды оказался прострелен правый глаз, что, впрочем, не свидетельствовало о меткости стрелка), а также в дверную притолоку и в стену под самым потолком над устройством противопожарной сигнализации. Последнее привело к тому, что сигнализация сработала, и служба пожарной охраны прибыла раньше полицейского патруля, вызванного Дайсоном сразу, как только он скрутил доктора Волкова и приковал его наручниками к спинке стула.

Несколько минут ушло на то, чтобы сделать перевязку стонавшему сверх всякой меры Бестеру, вообразившему, должно быть, себя в роли голливудского помощника вездесущего шерифа: во всяком случае, говорил он, не закрывая рта, и все о том, как замечательно они с инспектором накрыли этого преступника, использовавшего новейшие технологии для самого ужасного, самого бесчеловечного преступления.

Как потом выяснилось, программист имел в виду вовсе не убийство Сола Туберта и Френка Бакли и не покушение на убийство полицейского инспектора Дайсона и его самого, Брюса Бестера. Конечно же, он думал исключительно о Вселенной, о роли человечества в развитии мирового разума и о том, какой станет наша человеческая доля, если исчезнет канал связи с окружающим нас большим миром, из которого мы черпали все знания и все идеи, в том числе культурные, эстетические, философские, все, все…

Молодые гении — не от мира сего, Дайсон имел лишнюю возможность в этом убедиться.

Старшего инспектора беспокоила в происходившем хаосе только Элис. Почувствовав, что в руке больше нет оружия, она расслабилась и рухнула на кушетку, ненароком придавив несколько свисавших сверху проводов («совсем как в прошлый раз, — подумал Дайсон, — значит, вот как это было»).

Дышала она ровно, глаза были закрыты — Элис спала. И может быть, видела сны, находясь в симбиозе с какими-то высшими космическими силами, о которых лично Дайсон думал с презрением, как о факторе несущественном, созданном больным воображением погибшего Туберта.

— Доктор Волков, — сказал Дайсон, когда сержант Шимански отковал Алекса от спинки стула и защелкнул один из наручников на своем запястье, — я задерживаю вас для проведения допросов в связи с обвинением в убийстве двух человек — Соломона Туберта и Фредерика Бакли, — а также в покушении на убийство сотрудника полиции Брюса Бестера.

О себе он говорить не стал — мелочь, не стоившая упоминания.

— Чушь, — с отвращением произнес Волков. — Вы так ничего и не поняли, старший инспектор. Вы во всем продолжаете искать земные мотивы, а здесь…

— Знаю, — поморщился Дайсон, — вы все так запутали, что теперь трудно отделить земное от небесного. Не беспокойтесь. Разделим.

— Вы не сумеете разбудить Элис, — выдвинул последний аргумент Волков, когда сержант Шимански подтолкнул его к двери. — И учтите: она ни в чем не виновата. Ни в чем!

— Это мне известно, — кивнул Дайсон. — А разбудить…

Он бросил взгляд в сторону Бестера — тот сидел на краешке кушетки, поглаживал здоровой рукой перевязанное плечо, и, похоже, чувствовал себя прекрасно — персонажем настоящего блокбастера.

— Разбудим… — процедил сквозь зубы Бестер, так и не выйдя из образа героя-освободителя.

— Вы ошибаетесь и скоро пожалеете об этом! — воскликнул Волков уже из коридора.

— Брюс, — обратился Дайсон к Бестеру, — ты действительно уверен, что Элис…

— Все в порядке, старший инспектор, — улыбнулся Бестер и все же не удержался: поморщился от острой боли в плече. — Я видел его манипуляции, этого достаточно.

— Надеюсь, — пробормотал Дайсон. — Тогда валяйте. Я не хочу, чтобы Элис спала, когда приедут майор с окружным прокурором. Надеюсь, она ничего не помнит из того, что здесь происходило.