— Чего вы робыте? — Поляк хоть и говорил с явным местным акцентом, путая русские и польские слова, но в целом понять его было вполне возможно. — Потворы! Рази можна так с людьми трактовач?

— Как тебя зовут, болезный? — Не обратив внимания на все возмущения спросил корнет. Поляк было попробовал опять начать поливать всех вокруг матом, однако был мгновенно прерван. По кивку Муравьева сидящий рядом в седле улан достаточно ловко ткнул старосту пяткой копья куда-то в спину. Тот тут же замолчал, раскрыв рот, отдышался пару секунд и представился.

— Назвам се Казимеж Орловский. Я, как се… Староста Бугаев.

— Рассказывай Казимир, кто сжег хутор в получасе езды отсюда, есть ли в селе бунтовщики, все ли мужики на месте али кто-то сбег к Хлопицкому? Чтоб, значит, русских людей убивать?

— Я не знаю, — от волнения, кажется, староста парадоксальным образом заговорил на русском более чисто. Видимо, мозг включил усиленный режим работы.

— Что ты не знаешь, Казимир, — Муравьев взял в руки притороченную к седлу плетку и многозначительно ей помахал в воздухе, недвусмысленно намекая, на то, что простым «я не знаю» поляк отделаться не сможет. — Кто хутор сжег? Кто над людьми издевался?

— Я не знаю, пане офицере, — неожиданно проникся уважением к русскому староста. — Мы простые селяне, далеко не ходим, новостями не интересуемся.

— То есть здесь, по единственной дороге никто не проходил мимо вас неделю назад, никакие отряды бунтовщиков или еще какие-то посторонние люди? — В голосе корнета послышалось прорывающееся наружу удовлетворение, однако поляк не успел вовремя его считать.

— Никак нет, пане офицере, никого не было, только свои. Но наши все тут, никуда не уходили.

— Прекрасно, — кивнул Муравьев, — раз по единственной тут дороге не проходил никто чужой, значит хутор спалили жители села. Петрович, не проиграл веревку еще в карты?

— Как можно, ваше благородие, для дела всегда найдем, — усмехнулся в усы прапорщик.

— Ну тогда бери этого кабанчика и вон к тому суку его пристраивай на просушку. Всяко без его ведома такие вещи тут произойти не могли.

— Будет сделано, — кивнул Роднин и дал отмашку своим бойцам. Те, не обращая внимания на крики поляка, споро потащили брыкающееся тело к указанному офицером дереву.

Естественно, просто так устраивать расправу на пустом месте Муравьев не собирался, но и затягивать проведение розыскных мероприятий у него тоже не было никакого желания. Отправили его полуэскадрон в этот район не просто так, а после сообщения об оперировании тут небольшой в пару десятков голов банды бунтовщиков. Где у них была главная база, узнать пока не удалось, но в том, что местные жители им помогают — едой и «глазами» — сомнений в общем-то не было. Да и сгоревший хутор подтверждал это как нельзя лучше.

В общем, для ускорения дела нужна была хорошая провокация, и представление с повешением старосты подходило на эту роль как нельзя лучше.

— Не! Не! Проше перестань! — От крайнего дома на улицу выскочила женщина и бросилась в сторону солдат. За ней побежали какие-то дети, а там наружу начали выползать и прочие жители деревни. Некоторые в руках держали вилы и косы, что при желании уже само по себе можно было трактовать как бунт.

— Стоять! — Муравьев поднял руку с зажатым в ней барабанником и пальнул в воздух. Волна из людей — кажется тут было все население села — тут же остановилась в нерешительности. Дуром переть на стволы никто особого желания не проявил. — Мне нужны сведения о пришлых бандитах и о тех, кто участвовал в сожжении хутора. К остальным претензий нет. Либо вы сейчас выдаете бунтовщиков, либо мы вешаем старосту и начинаем обыскивать дома! Выбор ваш.

— Ваше благородие, — к начавшему распаляться от собственных слов корнету наклонился прапорщик и аккуратно переспросил. — А они русский-то понимают вообще, а то может толмача нужно…

— А мне насрать, — дернул плечом корнет. — Эти земли в составе империи уже двадцать пять лет. Если местные не удосужились выучить русский, так чтобы даже под страхом смерти пару фраз понять, то это только их проблемы.

Поляки, однако, поняли, что-то между собой зашушукались, без всякой приязни поглядывая на русских улан. Те при этом не торопясь готовили старосту к встрече с вечностью — связали руки за спиной, добыли веревку нужной длины, завязали петлю и начали прикреплять ее к ветке.

— Ньема срод нас бунтовщиков, — озвучил общую мысль один из стоящих с вилами в руках бунтовщиков.

— Ну нет, так нет, — согласился Муравьев и кивнул солдатам, те с самыми недвусмысленными намерениями потащили старосту к дереву. — Значит ваш Казимир ответит за всех.

— Нье надо, — не выдержала все таже женщина, которая первой выскочила на улицу. — Это они! Их Новаки себе пустили, не нужно Казимежа вешать!

Женский крик мгновенно разделил толпу на тех, кто явно хотел остаться в стороне и тех, кто для себя выбор сделал. Несколько человек с вилами бросились вперед к солдатам, другие рванули бежать. Раздались выстрелы, уланы к такому развитию событий были готовы и встретили отчаянное и бессмысленное нападение сосредоточенным огнем. Толпа отхлынула и бросилась бежать, оставив на земле с десяток тел. Не все из них были мужские, под выстрелы явно попали и невиновные гражданские.