На русских же кораблях настроение было совсем не праздничное. Напряжение, с которым моряки вглядывались в нависающие над водной лентой пролива высокие берега, казалось можно было резать ножом. И не удивительно: узкий пролив сам по себе идеальная ловушка. Окажется дальний выход в Мраморное море заблокированным, начнут с холмов палить турецкие батареи — придется самым пошлым образом выбрасываться на берег, поскольку с такой дистанции даже обычные тяжелые чугунные ядра будут прошивать борта кораблей едва ли не на вылет. А учитывая забитые десантом нижние палубы, тут уже ни сбежать, ни ответным огнем огрызнуться, такая мясорубка получится, что не хочется даже представлять. Страх и ужас, в общем.

Но нет, никто по русским кораблям стрелять не стал. Караван беспрепятственно миновал узости, и вот уже по правому борту показалась столица некогда Сиятельной, а нынче изрядно потускневшей Порты.

Согласно плану корабли, перевозящие 18-ую Тульскую должны были швартоваться в порту Янекапи, во внешней части разросшегося за века города. Тулякам предстояло занимать левый берег Золотого Рога поэтому, когда корабли с 28-ой Рязанской начали отворачивать вправо, готовясь швартоваться у дворцовых причалов на правом берегу Золотого Рога, напротив старого города, на уходящих дальше кораблях их проводили только внимательными взглядами. Кто-то крестился, кто-то в полголоса чертыхался. Кто-то просто молчал.

Впрочем, уже спустя двадцать минут и дивизии генерал-майора Шванка пришло время покидать свои временные деревянные вместилища и выползать на свежий воздух. Воздух на берегу Босфора и правда был свежим, зато погода радовала. Казалось, они всего за две недели переместились из зимы — в Туле в конце декабря температура стабильно держалась в районе минус десяти градусов — в самую настоящую весну. На берегу Мраморного моря во всю светило солнце, а термометр показывал честные семь градусов тепла. Зеленела трава, шелестели листьями совершенно не собиравшиеся желтеть на зиму деревья и кусты, и даже пахло совсем по-другому. Одуряющий контраст.

Едва борта кораблей поравнялись с причалами, были сброшены трапы и на берег хлынула волна немного ошалевшей от трехдневного плавания пехоты.

— Одоевский! — Принялся командовать Шванк, едва его нога ступила на твердую, не раскачивающуюся поверхность, — на тебе порт. В первую очередь нужно выгрузить хотя бы четверку пушек и картечные заряды. На узких улицах она будет куда эффективнее чем фугасы.

Все было расписано заранее, кто в какой последовательности выгружается, и какие части города занимает, что с другой стороны совсем не отменяло желание генерала проконтролировать процесс и не допустить обычного армейского бардака.

Полностью исключить накладки естественно все равно не получилось. И высадка началась не совсем в том порядке, в каком планировалось и пару орудий в спешке утопили совершенно армейским способом, а причалы в умах командиров способные вместить в себя бесконечное количество людей и снаряжения, очень быстро заполнились, из-за чего темп разгрузки резко снизился.

Опомнились турки только через два часа. Сначала на причал прибыл какой-то портовой чиновник, безмерно удивленный высадкой десанта. Поскольку изначально речь шла только о приходе кораблей для контроля проливов, насчет пехоты никаких договоренностей не было. Русские при этом никакой агрессии не проявляли, поэтому и на объявление войны все происходящее было похоже мало.

Полковник Одоевский, чьи солдаты меж тем потихоньку рассредоточивались по территории порта и к которому собственно обратился важный турок, банальным образом «упал на дурочку». Типа — я не я, и корова не моя. Есть приказ передислоцироваться в Стамбул для защиты местного населения, а кто это согласовывал, когда, зачем — ищите командиров и разбирайтесь с ними, а у меня приказ. Где командиры? Вестимо где — в Санкт-Петербурге.

Закончилась эта благостная неопределенность с первым же выстрелом. Кто шмальнул первым, не известно, не сохранила этого факта история. Может турок какой излишне бдительный попался, не пожелавший пропускать толпу вооруженных гяуров, свободно шастающих по улицам города, может у кого-то из русских нервы сдали… Да и не важно это, если честно.

Ну а дальше на улицах древнего города развернулся натуральный ад. Как это часто бывает известие о вошедших в город русских солдатах распространилось со скоростью лесного пожара, и паника тут же охватила сразу всех. Часть жителей схватилась за оружие и попыталась отбить нападение, что сразу привело к большой крови. На узких улицах залпы скорострельных русских винтовок выкашивали турок десятками и сотнями, а где не справлялось ручное оружие — вступала артиллерия, и тогда места становилось мало вообще всем.

При этом какого-то скоординированного и организованного сопротивления защитники оказать просто не могли, еще в октябре буквально все оставшиеся у султана резервы были переправлены на азиатский берег Босфора для того, чтобы не допустить выхода египтян к столице. В Стамбуле же осталось едва ли несколько сотен самой сомнительной ценности бойцов без тяжелого вооружения. Всякие старики и инвалиды, вооруженные древними, помнящими, кажется, еще времена Сулеймана Великолепного, карамультуками.

Набранная с бору по сосенке армия в 40 тысяч человек как раз в этот момент маневрировала около Измита, «сдерживая» наступления Ибрагим-паши. Почему в кавычках? Очень просто: наследник египетского престола и не собирался брать Стамбул на копье, а лишь отрабатывал свою часть договоренности по разделу Османского государства на троих. И взятие русскими столицы должно было поставить в этом деле жирную точку.