— Ладно, — прошептала я, когда одна слезинка всё же сбежала и скатилась по изгибу моего носа.

Мама отпустила меня, сжала мои руки, затем повернулась к Люсьену, который выбирался из-за столика. Он встал, отчего мы на его фоне показались карликами, и пригладил рукой свою рубашку, наверняка украшенную персональной монограммой.

— Я люблю тебя, — прошептала ему моя мама. Его ответ был слишком тихим, чтобы я расслышала, но я заметила, как он прижимал её к себе сжатыми кулаками, и костяшки его пальцев побелели.

— Останься. Поешь, — повторила она, когда он её отпустил.

Он кивнул.

— Пока, мам, — прокаркала я. Она помахала мне пальчиками, пока её глаза до сих пор блестели, и направилась к двери. Я стояла и смотрела, как она уходит, при этом чувствуя себя как Аня из Зелёных Мезонинов до того, как она повстречала Мариллу и Мэтью Касбертов.

— Сядь.

Ворчливая команда Люсьена сопровождалась широкой ладонью на моей спине, которая направила меня обратно к столику. Я села на диванчик, который освободила моя мать, и невидящим взглядом уставилась на меню.

— С ней всё будет хорошо, Слоан, — этот хрипловатый рокот ласкал моё имя с раздражением и чем-то ещё.

— Конечно, будет, — натянуто ответила я.

— И с тобой тоже всё будет хорошо.

Я не могла огрызнуться. Всё моё внимание было сосредоточено на том, чтобы не дать слезам выступить вновь. Я не буду слабой перед ним. Только не снова.

— Ты не обязан оставаться, — сказала я, глядя куда угодно, только не ему в лицо.

— После такого давления на чувство вины я бы позавтракал даже с Распутиным.

Даже сквозь слёзы я видела, как он рьяно качает головой.

— Что ты не хочешь мне сообщать? — потребовала я. — Ты шантажировал моих родителей? Затащил их в культ или схему сетевого маркетинга?

— Это единственные варианты, которые пришли тебе в голову? — спросил он.

— Псс! Уже безопасно вернуться и принять ваши заказы? — спросил Бин, на цыпочках подходя к столику.

— Конечно, Бин, — я выдавила для него слабую улыбку. Мне не принесут никакого прока слухи о том, что у местного библиотекаря случился публичный нервный срыв. Мне надо поддерживать репутацию. Я умела быть откровенно ужасающей, когда ситуация того требовала. Благодаря этому моя библиотека и моя жизнь в Нокемауте функционировали гладко.

— Ты знаешь, что у тебя вся кофта в пятнах? — Бен показал огрызком карандаша на мою толстовку.

— У нас с кофейником сегодня утром произошла стычка. Мне как обычно, но с горячим шоколадом, — я заслужила любимый напиток.

— Побольше зефирок, побольше взбитых сливок? — уточнил Бин.

— Непременно.

— А вам, мистер Роллинс?

Я мысленно фыркнула. Это же Нокемаут, ради всего святого, и Бин от силы на год младше меня. Но нет, мистер Роллинс то, мистер Роллинс сё.

— Белковый омлет со шпинатом и овощами, — заказал Люсьен.

Уф. Даже его выбор завтрака бесил меня. И то, что этот мужчина не утруждал себя словами «пожалуйста» и «спасибо», вызывало у меня желание треснуть его диспенсером для салфеток. Я прищурилась, уставившись на него.

Люсьен шумно выдохнул через ноздри.

— Пожалуйста, — добавил он, затем собрал наши меню и передал их.

— Само собой, — сказал Бин.

— Спасибо, Бин, — добавила я, прежде чем он убежал на кухню. Как только он скрылся, я сердито посмотрела на Люсьена. — Ты что, помрёшь, если время от времени будешь вежливым? Или эти костюмы высосали из тебя человечность как пиявки?

— Я удивлён, что ты не заказала к своей чашке гранулированного сахара блинчики с блёстками из детского меню.

— Ты когда-нибудь пробовал горячий шоколад в этой закусочной? — спросила я. — О, погоди. Я забыла. У тебя лютая аллергия на веселье и счастье. Когда ты там смотаешься в своё депрессивное вампирское логово серьёзности?

— Как только переживу этот завтрак с тобой.

Подошёл другой официант, принёсший чёрный кофе Люсьену и горячий шоколад мне. Это было произведение искусства. Кружка с толстой ручкой была увенчана внушительной башней из взбитых сливок. Поверх белых завитков покоились белые зефирки, и Бин украсил это всё щедрой порцией розовой посыпки с блёстками.

У меня защекотало горло, а глаза защипало. Я не собиралась плакать над кружкой горячего шоколада, даже если столь очевидно, что она приготовлена с любовью.

Вот почему я так сильно любила этот чёртов город. Почему я не хотела никуда переезжать. Мы все были сильно вовлечены в жизни друг друга. Выйди за дверь своего дома, и если присмотришься сквозь кожаную одежду и выхлопные газы, сквозь роскошные внедорожники и причудливые дизайнерские наряды, то увидишь десятки каждодневных маленьких добрых дел.