Шрифт:
Училка начинает читать лекцию своими словами, а я витаю где-то в облаках, глядя на её слегка покрасневшую коленку. Она сидела, закинув ногу на ногу под столом и на нежной коже остался небольшой след, а это разыграло моё воображение настолько, что теперь я думаю, будто она стояла передо мной на своих коленях, оттого они и покраснели.
Кажется, она замечает, что я смотрю. Потому что опускает взгляд, и её щёки вдруг становятся пунцовыми. Девчонка тут же дёргается, отвернувшись от меня к доске. Вынужденно улыбаюсь, как Дьявол, потому что мне пиздец нравится, как она жмётся от меня.
Она кое-как доводит урок до конца, прячась от меня то за столом, то возле доски. Её голос перестаёт быть таким уверенным, когда я мысленно раздеваю её глазами. По одной, сука, детали…Аккуратно и не спеша. Чтобы мы вдоволь могли насладиться этой фантазией, горящей в моих глазах.
– Все свободны, – объявляет она, пока Наташка с первой парты благодарит её за такую интересную лекцию. А я всё жду, нарочно дожидаясь, когда все покинут помещение и оставят нас до очередного обмена «любезностями».
В кабинете на секунду воцаряется мёртвая тишина, и она поднимает на меня свой сосредоточенный взор, пытаясь понять, что мне от неё нужно.
– Сизов, ты опять? – спрашивает она с равнодушным лицом. Я беру стул и в наглую ставлю его напротив, присев перед ней и вытянув перед её лицом свои руки.
– Я видел, как ты смотришь, – шепчу, улыбаясь, на что её брови приподнимаются. Слегка влажные губы будто зазывают меня к себе. И даже через возмущение я восторгаюсь её выдержкой. – Твоё лицо покраснело…
– Дмитрий, иди на уроки, – сердито говорит она, складывая вещи в сумку.
– Хочу дотронуться, – тяну свою руку к ней под стол, секундно касаясь её гладкой кожи на колене, и она истерично дёргается, соскочив со стула в возмущении и прижимая журнал к грудной клетке. Ноздри раздуваются, и она как загнанный в угол олененок Бэмби. Глаза как два круглых уголька, и сердце, видимо, стучит со скоростью света, будто её никто никогда не касался.
– Тебе это с рук не сойдет! – нервно произносит она и пулей бежит к выходу, а вид у неё такой, будто я не до колена её дотронулся, а до промежности. Паникёрша, блин.
Качаю головой и смеюсь, закидывая рюкзак на плечо. Глупая женина не понимает, от чего отказывается. Это же просто игры такие. Шалости, блин.
Выхожу следом за ней, а в коридоре ждёт Женёк с Вованом Горчилиным из 11 «Б». Перекидываемся парой дежурных фраз и жмём друг другу руки.
– Ну чё…Идёшь на химию? – спрашивает меня Жека, и я только сейчас вспоминаю, что завтра у родителей годовщина, а я хотел купить им подарок. Тем более, раз уж отец решил расщедриться на дорогущую тачку.
– Не-а… Прикроешь? Мне в одно место надо, – прошу, на что друг кивает и быстро исчезает в толпе вместе с Вовкой, пока я гадаю, как добраться до центра побыстрее.
Бросаю все дела и еду в «торговчик» на такси. Погода стоит такая, что врагу не пожелаешь, снег валит уже вторую неделю. Гадость какая-то. И это февраль блин… Андрюхину годовщину я пережил…Так уж вышло, что почти все важные события нашей семьи выпадают на чёртов февраль, чтобы мне реально было эмоционально тяжело в этот месяц. И я почти всегда хандрю. Мама знает это и терпит…А отец…Отец, кажется, разочарован, но боится потерять единственного оставшегося сына, хоть и раздолбая.
Доезжаю до центра, встречаю там друзей, забываю про подарок, бухаю как не в себя и не появляюсь в школе два дня как вишенка на торте. Прекрасно, Митя. Красавчик! Просто пример для подражания!
Какая-то блядь скачет на мне вторые сутки, а я лишь успеваю открывать глаза и толкать ей пальцы в рот, показывая, кто здесь главный. Чтобы не забывала, кто кого имеет. На всякий случай.
Прихожу домой ещё через день с видом мертвеца. Мать зла, отца нет. Кажется, я реально повёл себя как мудозвон, но не мог упустить соблазн забыться в этот говняный февраль. Не поздравил, нажрался и потерялся. Наверное, мать меня скоро на костре сожжёт.
– Митя…Ты опять…Я уже не выдерживаю…
– Мам, я знаю…Я всё исправлю, ладно? Я пойду в школу и… – глажу непослушные волосы, но меня перебивают.
– И что? Будешь подбивать клинья к учителю?! На тебя уже написали жалобу, – заявляет мать, вызвав у меня ступор и недоумение. Вот ведь сучка.
– Ты сейчас серьезно? Какую, нахер, жалобу?!
У меня слов нет. Я нихрена такого не сделал, чтобы жалобы на меня писать.
– Не ругайся! Новая учительница математики утверждает, что ты ведешь себя похабно, хамишь, да вдобавок позволяешь себе лишнего, – говорит она, стиснув челюсть. – Отец разгневан. Он в бешенстве эти дни.