Шрифт:
Да, я чувствовала это.
Губы Фостера нашли мои для еще одного поцелуя, его язык проникал в меня, его член ударял в ту сладкую точку внутри, пока в моих глазах не вспыхнули звезды, и я разлетелась на тысячи кусочков, выкрикивая его имя. Мой оргазм спровоцировал его, и он кончил со стоном, пока я сокращалась и сжималась вокруг его члена.
Потребовались минуты, часы, чтобы вернуться на землю. Может быть, потому, что я цеплялась за дымку и удовольствие, зная, что реальность только причинит боль. Фостер крепко обнимал меня, пока пот с наших тел не остыл, и он скатился с меня, рухнув бескостной кучей рядом со мной.
Свет фейерверков померк.
Радуга исчезла.
Я зажмурила глаза, не желая видеть свою разбросанную одежду или разорванные трусики на другой стороне ринга. Они были свидетельством моей слабости.
Но я не могла оставаться на этом мате вечно, поэтому я поднялась на ноги и собрала свои джинсы, надевая их на свои ноги. Засунула носки и лифчик в карман и натянула свитер. Затем слезла с ринга, чтобы надеть сапоги и пальто.
— Талия, — Фостер не двигался с места, лежа на ринге голым. Он открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на меня своим грозовым синим взглядом. — Я потерял тебя?
— Ты потерял женщину, которой я была.
— А женщину, которой ты являешься сейчас?
Хотела бы я знать ответ. Но у меня его не было. Поэтому я оставила его на ринге и поехала домой. И вместо того, чтобы плакать в гараже, я позволила слезам упасть в душе.
9. ФОСТЕР
Первое января. Новый год. Новое начало.
И впервые за долгое время я начинал год, предоставленный самому себе.
Если только Талия не захочет принять меня обратно. Тогда я буду принадлежать ей до конца своих дней.
Я дал ей вчерашний день, чтобы подумать о субботнем вечере. У меня тоже было время подумать о нём. Мы всегда легко воспламенялись рядом с друг другом. И, блять, как же приятно было потерять себя в ней. Чувствовать то, как она сжимается вокруг меня. Видеть желание в ее глазах. Слышать, как она произносит моё имя, когда кончает.
Мои надежды были высоки. Шансы на прощение были невелики, но все же…
Я отчаянно надеялся.
Талия сказала, что я потерял ту женщину, которой она была. Если что-то и зависело от меня, я точно не собирался терять её снова.
Поэтому я начну этот год с честности. С запоздавшего признания.
Большую часть дня я провел в спортзале, убираясь и надрывая задницу, чтобы нанести последние штрихи. Последнее оборудование было установлено, и мне удалось неплохо потренироваться.
После обеда я поехал в город за продуктами, а по дороге домой остановился у больницы, чтобы посмотреть, работает ли Талия. Её джип стоял на своем обычном парковочном месте, так что у меня было больше времени, чтобы позаниматься делами. Впервые в жизни я был рад стирке.
Солнце село несколько часов назад. Ожидание было мучительным, но в конце концов оно заставило меня выйти из дома и поехать в город. К Талии.
Мой желудок сжался в комок, когда я припарковался у ее дома. Внутри горел свет, который падал на заснеженную лужайку. Утром прошел ливень, и тротуар был припорошен белым.
В углу ее крыльца лежала синяя лопата, я вышел из машины, застегнул пальто и принялся за работу. Скрежет лопаты наполнил холодную темную ночь, пока я задержался ещё на несколько минут.
Я дал себе еще немного времени, надеясь.
Я был на последней ступеньке крыльца, когда дверь распахнулась. На пороге стояла Талия, без макияжа, с влажными волосами, одетая так же, как в мою первую ночь в Куинси. В леггинсы. И безразмерную толстовку.
Толстовку Невадского университета в Лас-Вегасе.
У меня была такая же.
— Что ты делаешь? — она обняла себя руками за талию.
— Расчищаю твой тротуар, — я отложил лопату в сторону и осмотрел свою работу. — У меня, наверное, ушло в два раза больше времени, чем если бы это сделала ты.
— Ты прекрасно справится. Спасибо, что сделал это для меня.
— Не за что. Полагаю, я у меня будет больше практики, живя в Монтане.
Я ждал, что она возразит мне или начнет спорить и требовать, чтобы я уехал из Куинси. Но она молчала. Возможно, после субботнего вечера она поняла, почему я не уезжаю.
У меня перехватило дыхание, когда мы посмотрели друг на друга. Между нами была тысяча невысказанных слов, так много, что они сами по себе образовывали плотное облако.
— О той ночи…