Вот в это можно поверить стопроцентно. Очень может быть, давно зревшее в нем нашло выход. К тому же кроме актерского дара открылся у Василия талант организатора.

По горским меркам был Вася Немов «столичной штучкой», человеком, повидавшим многое. Очень скоро, оттеснив учительницу Филиппову, которой и кроме театра дел в школе хватало, стал Василий лидером театрального кружка, пополнившегося такими же, как он сам, «возвращенцами». Многие из тех, кто в прежние времена уходили из Гор в Москву или Коломну на заработки, возвращались обратно. В голодное и опасное время в селе прожить было проще.

Памятуя уроки Фигнера и Дворищева, Немов поставил спектакли по пьесам «Бедность не порок» и «В чужом пиру похмелье» Островского, «Крестьяне» и «Король жизни» Софьи Белой, «Перепуганные» Невеждина и еще какие-то, какие именно за давностью лет Немов уже и не помнил.

В то бедное на развлечения время такая театральная самодеятельность имела огромный успех. Параллельно с горской труппой Немов в соседнем большом промышленном селе Озеры, где было несколько ткацких фабрик, создал драматический коллектив, с которым смог поставить шесть спектаклей. О нем заговорили в уезде! Вскоре Василий перебрался в Коломну, поступил на Коломзавод, а вечерами занимался в театре при доме Красной армии. Самодеятельных артистов и режиссеров подкармливали – им полагался паек, что в то голодное время приходилось весьма кстати.

Перемещение увлеченного театром молодого дилетанта из Озер в уездный город произошло вполне закономерно. Традиции любительского театра в Коломне сформировались задолго до революции и смены общественно-политической формации государства. В те поры люди совсем не творческих профессий – рабочие, служащие, торговцы, военные – не ждали, когда кто-то станет их развлекать. Сами выходили из положения. Умение хорошо петь или играть на каком-нибудь музыкальном инструменте было очень престижно. Гармошка, мандолина, балалайка, гитара, труба, кларнет или скрипка были во многих «простых» домах. Люди побогаче обзаводились своими пианино, а то и роялями.

Те, кто мог себе позволить, брали уроки у учителей музыки и вокала. Люди победнее и попроще учились сами, по всяким самоучителям. При школах, училищах, гимназиях, где обычно устраивались музыкальные кружки. Повзрослев, «виртуозили», уже совершенствуясь самостоятельно, кому как бог на душу положит.

Музыкантов и певцов привечали в компаниях, к ним проявляли благосклонность девицы. Умевшая петь и играть на инструментах девушка имела больше шансов удачно выйти замуж. Такие невесты особо ценились.

В общественных собраниях и в частных домах устраивались декламации и чтение новых пьес, опубликованных в журналах, «на голоса». Чрезвычайно популярен был тогда жанр «живые картины» – род статической пантомимы, когда несколько человек в декорациях и костюмах замирали в позах, копируя картины знаменитых художников или скульптурные группы. С живыми картинами успешно конкурировали любительские спектакли. Обычно это была летняя забава, особенность дачного сезона, когда устроить подобие сцены на свежем воздухе было проще. Зимой приходилось искать места в городских клубах, договариваясь со старшинами, сходится в домах, имевших просторные комнаты.

Люди творческие, увлеченные общими интересами, всегда стремятся сплотиться. Поэтому вполне закономерно, что еще на рубеже XIX и XX веков в селе Боброво, большая часть населения которого была так или иначе связана с Коломзаводом, возникли несколько кружков музыкантов, певцов, актеров-любителей. Для того чтобы поддержать эти благие начинания, на личные деньги основателя завода Аманда Струве и директора Антона Лессинга в Боброво выстроили то, что тогда было принято называть «Народный дом». Подобные общедоступные культурно-просветительские учреждения, род открытого для посещений клуба, тогда устраивали практически повсеместно. Народные дома были и государственные, и земские, и частные. Название их варьировались, но суть оставалась та же.

По проекту знаменитого московского архитектора Максима Карловича Геппенера в 1898 году на окраине села Боброво возвели большое деревянное здание с башенками, похожее то ли на замок, то ли на сказочный дворец. Место было выбрано с большим умом. С одной стороны до самой станции «Голутвин», зажатые между Рязанским шоссе и линией железной дороги, тянулись кривоватые улочки с переулочками старого села Боброво, а с другой стороны от заводского клуба ровными рядами, разбитые на правильные участки, выросли усадьбы и дома поселка, названного Новая стройка. Это была частная застройка рабочих завода, перебиравшихся на жительство в город из окрестных деревень. Строительство домов субсидировалось заводской администрацией, дававшей кредит на льготных условиях, помогавшей материалами и рабочей силой. Следы этой деятельности заметны до сих пор, и в XXI веке, – поставленные артелями заводских плотников дома простояли полтораста лет, и в них до сих пор живут потомки тех, кто строил «при хозяине» [14] .

В здании, построенном по проекту Геппенера, имелась театральная сцена, большой зрительный зал с рядами кресел и балконом-галеркой. С тыльной стороны сцены находились гримерные комнаты и реквизиторская. К зрительному залу примыкали прекрасный буфет, курительная комната. В одном из крыльев дома помещалась вместительная читальня с библиотекой [15] . При входе расположилась гардеробная. Здание было подключено к системам водопровода, канализации и электрической сети Коломзавода. Котельная была своя, она обеспечивала паровое отопление зимой. Все это по тем временам было роскошью технического прогресса, воплощенными грезами Жюля Верна. В Коломне о таком могли только мечтать!