В записках Немова об этом спектакле нет ни слова. Впрочем, как и о многом другом. Вступление в НЭП, электрификация, начало индустриализации – все это мимо. Впрочем, он писал не обо всем подряд, а о театре. Но тоже как-то скачками. О том, что в 1926 году из коломзаводского драмкружка родился «драмколлектив», мы узнаем совершенно из другого источника – публикации «От синей блузы к народному театру» в № 128 газеты «Коломенская правда» за 1961 год. И все же информационная синергия – использование разных источников сведений для познания – позволяет нам судить о событиях давней поры вполне объективно.

Умолчание же Немова имеет свое объяснение. Дело в том, что труппу коломенских театралов-любителей основательно «проредили» арестами. Многие коломенские «партийцы» попали за решетку в 1929 году во времена борьбы «с правой оппозицией в партии». Годом позже коломзаводских инженеров и техников «брали по делу металлистов». Это был отголосок «процесса Промпартии», в ходе которого провалы планов первых пятилеток свалили на заговор научно-технической интеллигенции, «связанной с французской разведкой». Некоторым из арестованных повезло – они попали в так называемые «шарашки» – конструкторские бюро и иные учреждения «закрытого типа» в составе ОГПУ-НКВД, где «отбывали сроки», занимаясь своим настоящим делом. Это был очень особенный вид привилегированной советской неволи, условия которой ни в коем случае нельзя сравнить с лагерными или тюремными порядками.

То, что арестованные в начале 30-х годов уже «сидели», спасло их, когда в 1937 году стартовал «Большой террор» и по тем же обвинениям, по которым их посадили, стали «шить расстрельные дела». В числе прочих под каток репрессий попал и Камилл Гонтуар, которого можно было «брать» за одни только имя-фамилию и особенности биографии. В «шарашку» он не попал. Судя по опубликованным спискам заключенных лагерей, находившихся в Томской области, Камилл Леопольдович сначала «мотал срок» в лагере. Его видели в театре лагерной КВЧ (культурно-воспитательной части), о чем, собственно, и писал Солженицын. Потом з/к Гонтуар «вышел на поселение» и где-то там, под Томском, «загнулся», или как там еще на лагерном жаргоне называли смерть заключенного…

Несмотря на все странности и особенности, все тяготы и трудности того времени, когда им выпало жить, рабочие-театралы горели энтузиазмом. И их порыв был поддержан. В Коломну приезжали актеры и режиссеры московских театров, которые занимались с артистами-любителями, обучая их навыкам культуры сценического поведения, разводке мизансцен. Учили видеть пьесу целиком. Объясняли роль и значение декораций, важность символических предметов на сцене – вроде пресловутого ружья, висящего на стене в первом акте, которое непременно должно выстрелить в последнем. Им «ставили» осанку, жестикуляцию, пластику движения и дикцию. В них старались развивать индивидуальные особенности.

Московские профессионалы, наставлявшие коломенских неофитов, открывая им разные театральные премудрости, определили для Немова жанр «характерного героя». Он сыграл Тихона в «Грозе» Островского и Германа в «Разбойниках» Шиллера. В спектакле «Огни Ивановой ночи» по пьесе Зудермана Василий Немов играл пастора – роль не самую главную, но важную [33] .

Не получая главных ролей, Василий Васильевич пробовал себя в режиссуре и после первых успехов стал совмещать актерство и постановки. Работал он быстро, актеры его хорошо понимали, и постановки Немова пользовались успехом у зрителей. На сценах летнего тетра «Эрмитаж», в разных клубах города и в Зимнем театре ДК, как стали называть старый Народный дом в Боброво, когда в 1934 году неподалеку от него, в новом квартале «директорских домов Коломзавода», по проекту известных московских архитекторов, авторов проекта московского планетария, Якова Корнфельда и Михаила Синявского построили новый коломзаводский Дворец культуры.

Это было двухэтажное здание со зрительным залом на 400 мест, располагавшимся амфитеатром. Сцена была механизирована и так устроена, что оставалось место для оркестра. Старенький Бобровский театр на его фоне выглядел довольно скромно. Так и задумывалось. Новое наглядно превосходило старое.

Город стремительно рос, соединяя рабочие поселки новыми кварталами. В 1929 году заводской поселок Боброво и Коломна соединились. Прежнее Рязанское шоссе превратилось в улицу Октябрьской революции, по обе стороны которой шла активная стройка. В период индустриализации завод разросся. В Коломну прибывали «новые кадры», их расселяли в новостройках. Новый Дворец культуры сочетал в себе великолепный концертный зал, театр и прибежище творческих студий. Старый Бобровский театр деградировал до уровня кинотеатра, места проведения собраний и иных общественных мероприятий. Иногда на его сцене выступали заезжие гастролеры. Но такое случалось нечасто.

Вдобавок возле нового ДК отстроили отличный стадион с трибунами и футбольным полем, а спортивный плац подле Народного дома засадили деревьями, кустами, устроили клумбы, превратив его в Сад Дворца, более известный среди местных жителей как «Бобровский сад» или просто «Бобры».

После потерь, понесенных в начале 30-х годов из-за серии арестов работников Коломзавода, причастных к постановке спектаклей, коллектив ДК получил сильное подкрепление. Из Полтавы на жительство в Коломну перебрался знаменитый музыкант, хормейстер, дирижер и композитор Фёдор Николаевич Попадич, перевезший семью с голодавшей тогда Украины поближе к Москве, где снабжение было получше. В Коломне у Попадича жила старшая дочь, вот вся семья и воссоединилась, обосновавшись в Подмосковье.

Выходец из многодетной семьи, Федя Попадич окончил церковноприходскую школу. За хороший голос и слух был взят в архиерейский хор. В 15 лет, когда «сломался» голос, он из хора выбыл и нашел работу на книжном складе. Работу он совмещал с музыкальным самообразованием – выучился играть на нескольких музыкальных инструментах. Особенно удачно у него получалось руководить хорами, и в советское время он совмещал творческую работу с преподаванием в музыкальном училище.

Принятый на работу в ДК Федор Николаевич занялся хором, собрав в него более 80 человек. Приложил он руку и к музыкальным постановкам. Сам дирижировал оркестром, готовил ноты, словом, «обеспечивал музыкальное сопровождение». Под его руководством в довоенную пору на сцене ДК ставили оперы «Евгений Онегин» и «Тихий дон», оперетты «Свадьба в Малиновке», «На берегу Амура» и «Взаимная любовь».