Солнце припекало, ноги в ботинках хлюпали от пота, плечо онемело, а Леня начинал страшно злиться. Подумать только, эта идиотка еще хотела, чтобы ОН посоветовал ей, как вести себя с Джимми. Как раз сейчас он размышлял, что неплохо было бы нанять настырному ирландцу киллера.

«Блевотина, – мысли приняли теперь такой оборот. – Все здесь блевотина. Катя, Юля – все они живут в блевотине и еще меня втягивают. С Катей в этом отношении все-таки попроще. У нее нет этих блевотных провинциальных представлений о любви, верности и обязательствах. И дела с ней делать интересно. Может, опять к ней подкатить насчет Франции, ее-то вполне можно туда привезти, замутить какой-нибудь бизнес, магазинчики грабить, например. Будем жить цивильно, обедать на белой скатерти, хорошо одеваться, план качественный курить. Нормальные люди там, спокойные, там есть ради чего жопу рвать, потому что здесь все равно, даже если много денег иметь, жить-то приходится в блевотине…»

– Bernard, Fernand, vene ici, le dejeuner est pret, – из подъезда вышла женщина в цветастом переднике и позвала двух мальчишек, катающихся на скейте по тротуару. – Just maitenant! 3

«Ах, вы маленькие французские ублюдки!» – пробормотал изумленный Леня. Он не мог двинуться с места: ему казалось, что эти кривые улочки и песчаного цвета дома неожиданно превратились в кривые улочки и песчаные дома какого-нибудь пригорода Нима или Марселя, солнце светит средиземноморское, и даже бродячая собака выглядит вполне по-французски.

«Господи, да где же я?» – на улице не было ни души. – «Вот сейчас заверну за угол, а там стоит орава негров и слушает IAM», – с содроганием подумал Леня.

Но за углом стоял Леонид Парфенов с черным бриф-кейсом и разговаривал по мобильнику. Мимо семенили вполне отечественного вида девочки, которые встали посреди улицы и уставились на Парфенова с отвисшими варежками.

«Поубивал бы всех», – сплюнул Леня и поплелся в редакцию.

Катя легла на диван и накарябала на обороте конверта только пришедшее ей в голову стихотворение:

Время уносит тени

И когда вокруг

не остается ничего

Я достаю из шкафа

Свои четырнадцать желаний

Почему четырнадцать? Потому что это – хорошее число. За этой цифрой мерещилось какое-то неясное, смутное ощущение, что все еще может измениться. Катя начала формулировать дальше уже в прозе:

«Сделать ремонт в квартире; Поехать в Африку; Купить машину; Накупить кучу красивых шмоток; Похудеть; Перекраситься в блондинку; Найти постоянного парня; А еще лучше – мужа; Родить ребенка; (Неплохо бы еще, чтобы) с братом случился несчастный случай; Купить хороший компьютер; Найти хорошую работу; Прославиться, предположим, совершив подвиг; Сходить в мексиканский, японский, индийский, армянский и арабский ресторан, попробовать «Пино-Коладу», абсент, коллинз или просто упиться хорошим вискарем; Научиться танцевать танго и пасадобль»

Катя скрючилась на диване окруженная вырвавшимися на свободу желаниями и мучилась ужасно. Периодически одно из них подбиралось совсем вплотную, распихав локтями остальных и тогда приходилось вступать с ним ожесточенные пререкания.

Вот она видит себя скользящей по дощатому полу танцзала в ниспадающем платье с мужественным кавалером под чувственную мелодию (ни одна не вспоминается)… Вот она же, гуляя с собакой (ах, вот еще и собака затесалась, хотя казалось, что хоть этот фантом ее уже оставил), видит как маленький мальчик падает под колеса грузовика (почему же, интересно, не девочка?). Катя прыгает… куда? Тоже под колеса? А собака в это время что делает?

«Ну тебе самой от себя не тошно?!!» – стучит она кулаком по диванному валику. Конечно, тошно, хотя и не настолько, чтобы не хотелось прямо сейчас вкусно и обильно поесть.

С тех пор, как она окончательно расплевалась с Лялиным агентством, приходилось довольствоваться «Дошираком» и прочими макаронными радостями – Леня зарплату обещал только после первого номера. Антон куда-то пропал. Зато начался, как называла его Ляля, «сезон отлова утопленников» – что ни день, то настойчиво попадались на глаза, звонили, заходили люди, которых она и не ожидала уже увидеть. Бывшие «любови» (даже мальчика встретила, которого отшила еще в 7-м классе, потому что у него ноги были кривые), однокурсники, старые знакомые по клубам – самое обидное, что у всех дела шли лучше, чем у нее. Даже у гада Лени, который, собственно, и открыл этот мучительный сезон. Он, конечно, тоже сидел без денег, да и личная жизнь у него, как знала Катя, не складывалась, но он, по крайней мере, вернулся из светлого края европейской роскоши, в то время как она все эти два года…

В дверь позвонили. Катя повернула замок с самыми худшими предчувствиями и увидела Ростика.

Бушприт треснул во льдах, а краска – в жару

Я сделал это, я забыл

Я вспоминаю

«Я так долго стремился в Москву, что в итоге оказался там самым случайным образом.

Почти год я жил в Курске. Хотя правильнее надо было бы сказать «подъезжая к Курску». Когда меня выперли из ростовского педа, отец по знакомству пристроил в бригаду обходчиков, и я в оранжевой робе мотался по железнодорожным путям.