Это было очень странное время – похоже, я впервые в жизни утратил веру в волшебную силу движения. В детстве я обожал ходить по шпалам, особенно ночью. Идти и идти под звездной навигационной картой, перескакивая через шпалины. Не было у меня ни малейшего сомнения, что как только я буду готов (а я это сразу пойму), я вскочу в любой попутный поезд, в вагон СВ или товарняк, и уеду, а все двери мира будут открыты для меня. Вначале я бы, конечно, поехал в Москву. Потом: в Стамбул, Париж, Хельсинки, Токио, я словно дух воздуха смог бы очутиться везде, где мне взбредет в голову.

И вот я почти год ходил по шпалам, встречал и отправлял поезда, идущие в Москву, Киев, Питер, Феодосию (стоянка в Курске 4 минуты), а конечным моим пунктом так и оставался служебный вагончик, который я делил с двумя бывшими проводниками, уволенными из-за кражи.

Проводников звали Ахмед и Эдуард, первый был турком, а второй армянином, хотя я думаю, что даже плакат с изображением Арарата на стене не испортил бы их дружбу.

Мужики считали, что лучше профессии, чем проводник не существует, и мечтали заслужить прощение, ради чего готовы были мерзнуть в маленьком сыром вагончике в компании со мной.

Проводники – вот профессиональные путешественники, не то что я, дилетант. Им по фигу, куда ехать, зачем. Главное, наслаждаться процессом, а именно – мимолетностью и зыбкостью самого дорожного бытия. Я бы расстрелял тех, кто презирает поездной быт: прогулки до туалета, попытки размесить закуску на маленьком столике, кипяток из титана, тамбуры и вагоны-рестораны. Кто говорит, что в поезде люди теряют время? Наоборот, именно там ты и живешь по-настоящему, трясущейся концентрированной жизнью ограниченного, постоянно перемещающегося пространства.

Проводник, – божок железной дороги. Ему наливают пассажиры. Ему суют деньги те, кто не смог купить билет. Ладно бы деньги – почти всегда соглашаются отдать натурой такие девчонки, что на твердой земле даже и не взглянули бы. Кроме того, у пассажиров всегда что-то плохо лежит. Вот тут наши ребята и подкачали: спиздили магнитофон у занюханной герлы из плацкарты, а у нее папа оказался чуть ли не из МПС.

Теперь вот, бедолаги, сидели со мной в вонючем вагончике и красили столбы и знаки.

– А я бы хотел на море… – вздыхал я

– Море? Полгода в Сочи ездили. На мандаринах наварили. А на обратном пути иногда и кадры ничего попадались.

Под Новый Год я заболел. Ни аспирин, ни водка с перцем, ни водка с чесноком не помогали – меня трясло, лихорадило и иногда рвало.

Даже мои проводники испугались, что я ласты склею прямо в сугробе во время обхода. И вот, когда я, кряхтя и сопя, притащился в привокзальный буфет, чтобы мне там погрели бульона, я и встретил Славика.

Славик – мой школьный приятель, на два года старше. Очень странно встретить в курском буфете человека, которого помнишь еще по ростовским столовым.

– Ростик! Как это ты здесь?

– Да я тут… работаю, – я постарался лаконично изложить суть моего теперешнего положения.

– Да ты что! А я к друзьям приезжал. А теперь домой – в Москву! Я в Москве теперь, уже три года как. Слушай, а поехали со мной? Ты блин, больной совсем, на ногах не держишься. Я тебя к себе отвезу, отогреешься, отоспишься у меня, а потом на работу вернешься…

– А вещи мои?

– Да ну их! Зубную щетку по дороге купим. Залезай в машину.

Я упал на переднее сиденье, укутался ремнем безопасности и заснул.

– Подъезжаем, – сказал Славик. – Счас ко мне на работу ненадолго заскочим. Потом купим бухла и домой. Я уже Таньке, это жена моя, брякнул, сказал, что скоро будем, она там что-то сварганит.

Эх, куда ж ты сгинул Славик со своей хозяйственной Танькой, быстрой тачкой и добрым порывом? Ведь я так и не добрался в тот вечер до твоего гостеприимного дома, ты ушел на склад, а меня оставил во дворе в компании мерзнущих работяг. Я ждал тебя час, может, два, потом пошел к твоей тачке и обнаружил, что ты уже уехал.

Тогда я побрел к ближайшему метро».

Ростик сидел на кухне и медленно размешивал чай в сахаре. Господи, во что она превратила квартиру? Неужели они с братом все эти два года целеустремленно ее засирали, метр за метром? В коридоре обои висели клочками, качаясь, как лианы. Кусочек Катиной комнаты, который он с содроганием разглядел через приоткрытую дверь, встретил его смесью грязного белья, табачного дыма и пыли. Только на кухне можно было хоть как-то существовать, наверное, потому что посуда была вымыта, и если не обращать внимание на грязный пол, крошки на скатерти и груды пакетов с мусором, то можно было даже наслаждаться чаем. Но не Катиным обществом.