Основными постулатами американского подхода были злодеяния нацистов, необходимость жестко пресечь их, возможность превращения Германии в демократическое государство и важность для будущего мира американо-советской дружбы (для которой излишне тесное взаимодействие с Британией могло стать помехой). Все эти постулаты были частицами веры; хотя в пользу каждого из них говорило многое, нельзя утверждать, что каждый был основан на беспристрастном изучении всех фактов. Поэтому каждый из них на практике мог оказаться неприемлемым, и, как только такое происходило, его заменяли без каких-либо колебаний и сожалений. Более того, американская политика в отношении Германии в 1944–1945 годах определялась парадоксально малым числом людей. После нескольких смертей и замен к власти пришли новые люди с иным подходом к проблеме.

Энергичность и непостоянство проявлялись не только в официальной политике. Стратегическая свобода, которую кадровые традиции Соединенных Штатов предоставляли командирам на местах, автоматически распространялась на них как на военных губернаторов, и, поскольку они заслужили свои посты благодаря своим военно-организаторским способностям, а не знанию Германии или мировой политики, возникало много расхождений и несоответствий в подходах в различных частях зоны Соединенных Штатов. А по другую сторону одна из самых частых жалоб со стороны немцев касалась непредсказуемости младших офицеров и генералов. С одной стороны – суровые и непреклонные, а с другой – такие белые и пушистые. Их собственный командир прокомментировал такой парадокс тем, что армия, ответственная за сенсационную кражу драгоценностей из замка Кронберг, «была той же самой армией, которая нашла и хранила во франкфуртских сейфах почти 300 млн долларов в золотых слитках и многие миллионы – в немонетарном золоте, драгоценностях и ценных бумагах для возвращения их законным владельцам».

Есть немало причин считать, что политический курс, сочетающий твердость с великодушием, справедливость с милосердием, является наиболее приемлемым для любой нации-победительницы и, скорее всего, был бы эффективным в Германии после 1945 года. Установить правильный баланс между этими двумя элементами чрезвычайно трудно, но важно, чтобы оба соблюдались постоянно. Достижение некоего среднего результата путем перехода от одной крайности к другой приведет к менее удовлетворительным результатам, и именно тенденция к этому должна стать предметом основной критики американской политики. Тем не менее подобные колебания мнений вполне разумно ожидать от нации, впервые вступающей на путь международного лидерства. Проявление доброй воли в начале пути обычно не считается ошибкой, а способность изменить свое мнение, когда этого требуют факты, – не повод для сожаления. Мир, который так долго сожалел об американской изоляции, имеет мало оснований для жалоб, если Америка настаивает на своем собственном участии. И когда все сказано и сделано, немецкий сценарий оказался бы намного более мрачным, будь он лишен американской широты души, энтузиазма и силы.

«В этой войне мы воюем не против вас, не против немецкого народа», – сказал Чемберлен в момент объявления войны, обеспечив тем самым британской пропаганде главную тему и выразив чувства многих своих соотечественников. Многих, но не всех. Через две недели газета Punch напечатала стихотворение Э.П. (сэра Алана) Герберта под названием «Не ссорились?», где, в частности, были такие строки:

Именно вокруг вопроса о «хорошем немце» вращалось большинство дискуссий в Великобритании о целях войны. События 1940 года давали общественности другие поводы для размышлений; некоторое время большинство людей довольствовались тем, что вместе с Черчиллем говорили, что их цель можно выразить одним словом «Победа». Уже в декабре 1941 года Иден сказал Сталину, что «для правительства его величества совершенно невозможно на данном этапе взять на себя обязательства по установлению каких-либо послевоенных границ в Европе». Но по мере того, как тень поражения отступала, вопрос о том, что делать потом, начинал привлекать все больше внимания.

Было ли решение германской проблемы просто вопросом поиска «правильных» немцев и обеспечения того, чтобы управление страной находилось в их руках? Или же в немецком характере, климате или экономической ситуации было нечто такое, что делало всех немцев склонными к жестокости и жажде господства? Если так, то каковы перспективы каких-либо перемен? Одна из групп, наиболее известной фигурой которой являлся лорд Ванситтарт, упорно придерживалась последней точки зрения, хотя они редко были готовы принять логические последствия утверждения, что немцы неисправимы. Другие, такие как Э.Х. Карр, в своем анализе немецкого характера не обязательно чем-то отличались, но утверждали, что любая политика, включающая наказание, расчленение страны или постоянное принуждение, «в долгосрочной перспективе окажется нравственно отвратительной, физически невозможной и экономически ретроградной». Такие авторы часто утверждали, что германская проблема может быть решена только в более широком контексте: единственный способ сделать из молодых немцев хороших европейцев – дать им какую-то роль в реорганизации Германии и Европы, и это восстановит и повысит их самоуважение.

Некий промежуточный курс был выбран исследовательской группой Чэтем-Хаус, которая в 1943 году рассмотрела и отвергла как невозможные обе альтернативы – то есть целиком принудительную политику и всестороннее сотрудничество:

«Атлантическая хартия фактически гласит: никаких нацистов и никакого оружия, а в остальном – сотрудничество. Это означает, что на самом высоком политическом уровне равенство с Германией не допускается, и до тех пор, пока это так, не допускается даже намека на что-то иное. Если возможно сотрудничество ниже этого уровня, то оно должно стать искренним и осуществляться без оговорок, задержек и неприятностей… Целеустремленность в главном и умение в непредвиденных обстоятельствах выставить все в выгодном свете позволят добиться большего, чем хитроумная разработка конкретных гарантий».

Можно с уверенностью сказать, что такое предпочтение компромисса было типичным для мнения большинства в Великобритании. Средний англичанин верил, что с немцами нужно вести себя твердо; он был склонен принять тезис Ванситтарта о том, что единственное, что они понимают, – это сила. Но желание отомстить как таковое было на удивление невелико, и, вопреки широко распространенному в Германии мнению, вопрос устранения торгового конкурента не играл в общественном сознании почти никакой роли; более того, уже упомянутое исследование Чэтем-Хаус включало «потерю торговли с Германией, ex hypothesi доведение до нищеты» как часть цены, которую придется заплатить за карательную политику. В такой умеренности не было особых достоинств; кроме того, что она могла быть обязана природной доброте, она основывалась на убеждении, что бесполезность крайних мер доказана опытом. Поколение 1945 года было решительно настроено не повторять ошибок своих отцов. Economic Conse quencesofthePeace («Экономические последствия мира») Дж. М. (позднее лорда) Кейнса и AssizeofArms бригадного генерала Моргана с их несколько различающимися выводами были приняты близко к сердцу. Предстояла тщательная работа по разоружению Германии – работа, которую нельзя было со спокойным сердцем оставить самим немцам; такая работа включала бы в себя и уничтожение оружейных заводов. Лица, ответственные за преступления, должны быть наказаны, и должны быть предприняты разумные шаги для обеспечения компенсаций индивидуальным жертвам. Но нет смысла пытаться взыскать крупномасштабные денежные репарации, хотя, наверное, можно найти способ заставить Германию помочь в возмещении причиненного ею ущерба. Помимо таких ограниченных мер, попытка заставить Германию страдать отзовется и на других странах мира.