Шрифт:
– Вздрогнули?
– Вздрогнули… Вот еще пару дел провернем, и уеду, точно тебе говорю. Подальше от вашей Москвы.
– А Москва-то тебе чем не угодила?
– Назови мне еще город, в центре которого фунциклирует действующий ядерный реактор! Страна непуганых идиотов! Точно уеду.
Платон не без грусти ухмыльнулся. Тема отъезда Вити поднималась уже много лет. «Вот только подкоплю». Надо сказать, что «подкапливал» Витя уже не раз. И уезжал. В Сочи, где в казино за пару недель спускал накопленное. В окружении странных кратковременных друзей и шлюх он наслаждался своим величием, плавно переходящим в запой. Спустя две недели он просыпался в президентском люксе один, с гудящей головой и без копейки в кармане, звонил Платону, тот покупал ему билет в Москву, и Виктор клялся больше не пить и не играть. Эта история повторялась в среднем раз в год.
– Слушай, Платош. – Витька ловко поймал вилкой очередной кусок лосося и отправил его в рот. – У меня есть один приятель. Торгует этими… ну, подержанными автомобилями.
– Угнанными, что ли? Так и говори.
– Ага-ага. Ну я и говорю. Я ему иногда помогаю, то-се, играю небольшие роли… Хороший он человек, Платош, помог пару раз мне очень сильно…
– Ты можешь как-то покороче и по существу? – Платон плеснул в рюмки.
– В общем, у него там в последнее время дела не очень. Говорит, все сложнее добывать товар. Сигнализации-шмилизации, гаражи-шмаражи. Подручные все сплошь нарики. То битую подгонят, то вообще не то, то ментов на хвосте приведут… А он мне очень помог, Платош. Короче, я ему рассказал про тебя.
– Витя!
– Да не кипи! Без имен, явок, деталей. Просто сказал, что есть у меня друг-гений, новатор. Что если кто и может чего придумать, то только ты. Не бесплатно, разумеется. Если неинтересно, так и скажи, проехали – и все. Ну, за Римму Гавриловну! – Тост за любимого педагога по актерскому мастерству был обязательным атрибутом любой пьянки.
Платон пристально посмотрел на однокурсника. Постарел. Лысина пробивается через некогда шикарную шевелюру. А он сам – молодеет, что ли? Время летит сапсаном, конечная не за горами. А что сделано? А что останется? А кто продолжит? А что продолжит? Если не сделано ничего, то и продолжать нечего. Как учила их в институте Римма Гавриловна, в любой роли, в любом деле, а значит, и во всей жизни должна быть «сверхзадача». Суперцель, к которой стремится каждый персонаж. Разумеется, у каждого она своя. А все действия, которые он предпринимает на пути к этой самой сверхзадаче, называются «приспособлениями» и служат только одному – достичь желаемого. Поэтому, если хочешь понять роль, персонажа, начни с главного – ответь на вопрос «Чего он хочет?». А какой персонаж он сам – Платон? А какова его сверхзадача? Есть ли она? Вон, Витька хотя бы о Коста-Рике мечтает. Столько лет Платон куда-то бежит, от аферы к афере, от махинации к махинации. Было время, когда он просто получал наслаждение от процесса. Теперь же он стал похож на дайвера, которого тянет погружаться все глубже и глубже, а неземная красота вокруг его почти уже не занимает. Но адреналиновое голодание заставляет искать новые источники получения эмоций, например, проплыть как можно ближе к акуле, а лучше и щелкнуть ее по носу. Но настанет момент, когда и этого станет мало. Это все добром не кончится, понимал он умом и усиленно себя тормозил. Но цель все равно была необходима. Без нее – пустота. Без цели у него не было ничего, даже собственного имени. И с годами он стал ощущать это намного острее.
– У тебя огурец в бороде… Короче, сбыт есть, техническая база тоже, проблема с поставкой люксовых авто, – прервал полет глубоких мыслей неугомонный друг. – Нужен самый сок. Они потом на Кавказ, в Дагестан в основном идут. А его башибузуки то фуфло какое-то пригонят, то ментов на хвосте…
– Ты это уже говорил… Витя, я все понимаю, но это не мой профиль… Как-то мелко все и банально…
– Платон, какой профиль? Твое мастерство не знает рамок и границ! Ты – гений… Давай, кстати, за гения… – Витя подсек вилкой очередную рыбину на глади тарелки и опрокинул стопку. – Но, что еще важнее, ты мой друг. Мне это правда ОЧЕНЬ надо. Ну и деньги лишними не будут… Как говорится, Платон мне друг, но бабки – вещь такая!
3
Эта страна еще очень молода, а некоторыми болезнями лучше переболеть в детстве.
«Однажды в Америке»Склонность к разного рода мистификациям, аферам и интригам образовалась у нашего героя в самом раннем возрасте. Возможно, потому, что придумывание всяких веселых проказ и их реализация помогала московскому мальчишке убегать от реальности, где было все не так лучезарно. Отца он никогда не видел и даже фамилию носил не его, а матери. Отчимов в какой-то момент юный комбинатор перестал считать и вовсе не силился запоминать их имена. Мама, несмотря на постоянное поглощение водки со своими сожителями и непрестанное курение крепких сигарет, оставалась на редкость красивой женщиной, продолжала числиться журналисткой в «Известиях», хотя ничего не писала уже много лет. Казалось, что она сознательно занимается самоуничтожением. Почему? Об этом никому и никогда не суждено было узнать. В принципе, она не интересовалась ничем и никем, казалось, даже сыном. Особенно сыном. Возможно, он вызывал у нее неприятные чувства, связанные с его отцом, и она бежала от них или от себя, да кто же может знать… Время от времени его воспитанием вдруг начинал неистово заниматься очередной отчим, но волна банальных вопросов на тему «школа, оценки, поведение» разбивалась о заранее подготовленные редуты. У парня всегда наготове был дубликат дневника, пестрящий хорошими оценками. Настоящий он, разумеется, никому не показывал. А в нем, собственно, почти ничего и не было. В принципе, школу он практически не посещал. Все знания он черпал из книг, которые поглощал в огромном количестве, в то время как система образования, да и любая иная система вызывали с малых лет в нем отвращение и внутренний протест. Он себя ей не противопоставлял: это не было бунтом. Он просто не чувствовал себя ее частью, не мог встроиться, словно деталь из другого конструктора, попавшая по ошибке фасовщика в неправильную коробку. Однако с малых лет он усвоил, что систему можно не любить, но нельзя игнорировать. Она этого не потерпит и сомнет тебя, дабы не создавать прецедент. Зато ее можно обойти или обмануть (слова «хакнуть» тогда еще не существовало в природе). Еще во втором классе он из кабинета педиатра в детской поликлинике умыкнул целую стопку проштампованных справок, которые регулярно заполнял и предоставлял по месту обучения. Там уже давно смирились с тем, что мальчик болезненный и обучается в основном дома. В конце года он со скрипом сдавал зачеты и экзамены. Получал и пятерки. Его знания в областях литературы, истории и прочих гуманитарных предметов сильно опережали школьную программу. А вот с точными науками было сложнее. Разумеется, как-то списывал или выменивал у одноклассников шпаргалки. Бывало, что и они не помогали, но в московской рядовой школе не хотели ставить крест на вечно болеющем ребенке и благородно рисовали в журнале трояки, тем более что некоторые экзамены он сдавал на отлично. Лишь однажды завуч, будто бы заподозрив что-то, попросила прийти в школу с родителями. Четвероклассник оказался на грани провала, но к тому времени мальчишка уже неплохо импровизировал. В поисках необходимого звена он отправился в ТЮЗ на какой-то весьма средний спектакль, посвященный Великой Отечественной. Театр был практически пуст, артистов на сцене было больше, чем зрителей в зале. Кроме него, историю юного партизана Кольки пришли посмотреть еще человек пятнадцать. Зрелище было отвратительное. Единственным светлым пятном постановки был политрук Семеныч. Было ощущение, что в труппу любительского театра затесался Андрей Миронов (любимый артист нашего героя, за роль Остапа Бендера он его уважал особенно). Если остальные исполнители словно таскали жернова по сцене, то Семеныч – летал. Ах, как на нем сидела кожаная потертая партизанская куртка! Как уверенно он размахивал револьвером! Какие важные и проникновенные слова находил он для юного партизана Кольки, открывая ему истинный смысл жизни и предсказывая близкую победу коммунизма. «Эх, мне б такого батю!» – думал четвероклашка, пока пыльный занавес опускался под жидкие аплодисменты выживших зрителей.
Когда приглянувшийся артист вышел среди прочих на улицу из двери с табличкой «Служебный вход», юный Бендер чуть не упустил его, потому что не узнал. Куда-то делись прямая спина и горящий взгляд неистового ленинца, кожаную комиссарскую фуражку сменила мятая шляпа, а куртку – не первой свежести плащ. От артиста за версту разило спиртным, походка была, прямо говоря, не очень уверенной. И все-таки это был он. Мальчик двинулся следом. Около одного из кафе, манящего прозябших прохожих уютной витриной, артист Демин (фамилию его удалось узнать в антракте, разглядывая фотографии участников труппы театра, вывешенные на обозрение в вестибюле) остановился, постучал по карманам, залез во внутренний, извлек бумажник, открыл, покачал головой и двинулся дальше. В общем, когда недоросль решился наконец подойти к Демину, общий язык они нашли довольно быстро. Договорились, что за три рубля он исполнит роль отчима. Предлагаемые обстоятельства и свою «историю болезни» сообщник и наниматель ему передал на заранее подготовленном листке.
Визит Демина – отчима – в школу прошел феерично, роль была исполнена неподражаемо. После этого завуч навсегда от него отвязалась, а юный наш герой поклялся, что непременно станет артистом. Спустя годы, когда он поступил в театральный, ему взбрело в голову навестить артиста Демина. Но тот уже несколько лет как умер от прободения язвы, о чем ему сообщила милая вахтерша в театре.
Вы спросите: откуда у маленького мальчика, которому мать лишь изредка давала пятнадцать копеек на завтрак, взялись целых три рубля? Ответим. У него к четвертому классу с доходами в принципе проблем уже не было.
Первые деньги он заработал на торговле вкладышами от иностранной жвачки. Это был один из главных культов школьников в те годы. Комиксы, напечатанные на глянцевой бумаге, ценились на вес золота и разыгрывались на школьных подоконниках. Игра была проста: ты клал свой вкладыш, сложенный особым образом, соперник – свой, иногда по несколько сразу, и вы по очереди хлопали по стопке ладонью. Если вкладыш переворачивался – ты его забирал. Тут и аферы то особо никакой не было. Просто юный предприниматель потратил немало часов на тренировки и довел свое мастерство до совершенства, а слегка смазанная медом ладонь помогала бумажкам охотнее переворачиваться. Выигрывая у доверчивых сверстников самое ценное в их жизни, он с охотой возвращал награбленное в обмен на мелочь, которой щедро снабжали родители детей, дабы те могли позавтракать. Было еще несколько относительно легких способов отъема денег у однокашников, к тому же это был лишний повод появиться в школе. Разгуляться на эти доходы, конечно, было нельзя, но на жизнь и детские удовольствия вполне хватало. Мороженое, покупка шпаргалок, наем артиста на разовую работу, билет в кино, а много ли еще ребенку нужно?