Ну да, сейчас малыш будет поднимать для того здесь и лежащие продолговатые отесанные намни с глубоко высеченными циферками веса — понятно, те, что ему под силу: покупатель оценит мускулы. Зубы, конечно, первым делом проверил, тело осмотрел, чтобы не попасть на кожную хворь (это у лапилянцев не редкость).

Возле второго шатра чуть поинтереснее. Отец-продавец как раз заиграл на дудочке, и малышка, тоже в одной набедренной повязке, подняв ручки над головой, начала какой-то их танец, и у нее неплохо получается. Покупатель, Ювелир в годах, внимательно за ней наблюдает. А вот тут уже другое, не служанку присматривает. То есть, конечно, быть ей служанкой, но лет через восемь — не только... Тарик присмотрелся: ножки стройненькие, ладная, мордашка смазливенькая. Тоже дело житейское, они о таком судачили, хихикая и подталкивая друг друга локтями. Это называется — заботливый папаша, предусмотрительный. Подрастает у него сын, а то и два, и он заранее озаботился, чтобы наследники нс подцепили у веселых девок срамную хворь. Тариковы родители рассуждали иначе, но над Тариком давно уже насчет этого не пошучивают: прискучило, надоело...

Ага, сладилось: Ювелир отсчитывает деньги, отец-продавец завязывает у нее на шее хитрым узлом длинный крученый шнурок и дает конец покупателю, передавая ему отныне все права на све-жеобретснную собственность. Малышка не выглядит ни грустной, ни угнетенной — у них там свои порядки, она с тех самых пор, как вошла в разум, знала, какая судьба ее может ждать. Нури тоже нисколечко не печалилась, ни слезинки не проронила — наоборот, с дикарским любопытством изучала дом и двор, а уж когда ей сахару дали...

Вот такие уж они, лапилянцы — причина насмешек и байс31 по всему королевству, потому что других таких нет. Довольно большая провинция на западной окраине Арелата, земля там скуднейшая, почти и не родит ничего, кроме мелкого земляного хруста и лука с великими головками (правда, есть аж три большие рыбные реки).глава 3 • ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ В ГОРОДЕ 43 О Пастбища тоже скудные, пригодные лишь для овец и маленьких лохматых лошадок, потому и коровы там — роскошь, доступная лишь дворянам, и то не всем. Там даже нет землеробов (в Школа-риуме объясняли, что заводить их невыгодно), попадаются лишь оброчные овцеводы и оброчные лошадники, платящие владельцам земель овечьей шерстью и жеребятами. Впрочем, и дворяне там убогие, не зря выражение «лапилянский дворянин» издавна обозначает крайнюю степень захудалости и от него происходит с дюжину присловий того же презрительного значения...

Ничего удивительного, что лапилянцы — единственные, кому оставлена привилегия продавать своих детей в кабалу, особенно в неурожайные годы. В старину этим пользовались и кабальные землеробы, но потом дедушка предпоследнего короля в целях смягчения нравов это отменил, только оставил привилегию за лапилянцами после их слезных просьб (и чтобы, как говорил как-то на перемене Титор Палоташ, там не принялись убивать новорожденных, которых все равно не прокормить). Так оно до сих пор и тянется: лапилянцы привозят в города и продают достигших шести лет детей, а иные добираются и до столицы, где цены гораздо выше, — хоть в байсах лапилянцы и предстают тупыми на всю голову, денежку они считать умеют...

Скучно было и дальше тут торчать, а потому Тарик направился ко второму торжищу в надежде хоть там увидеть что-то интересное и достойное рассказа в ватажке.

Там, конечно, многое было по-другому. В центре возвышался круглый каменный помост в человеческий рост, и на него как раз но узким ступеням поднимался зазывала. На помосте торчали три каменных же столба, к которым в стародавние времена приковывали кабальных в пору, когда на них еще надевали кандалы.

Еще издали Тарик наметанным глазом урожденного горожанина определил, что тут и как. Торги, несомненно, близились к концу, начавшись с утра — справа от помоста лежало дюжины три камышовых циновок, не заняты были только две: на одной землероб с женой, оба уже в годах, с мальчуганом несколькими годами помладше Тарика (вполне возможно, он еще моложе, чем выглядит, но так уж с землеробами обстоит: они всегда смотрятся старше, чем ровесники-горожане), на другой семейная пара гораздо помоложе, еще не успевшая изъездиться тяжелой работой. О том, что это мужья с женами, свидетельствовали чепцы замужних, обшитые зеленой лентой, — уж Тарик-то, с ранних лет бывавший с папаней в деревнях, тамошние уклады знал. Остальных уже распродали, ясное дело. То-то и Стражников сидит на лавке целых четверо — на большое число кабальников так и полагается (непонятно, правда, зачем — сроду никто не слышал, чтобы продаваемые кабальники устроили беспорядок, куда они денутся в городе?).

Стражники были внушительные: нестарые, бравые, медные рукояти тесаков начищены, как и пуговицы с городским гербом. Вот только, сразу видно, скучали отчаянно, дымя коротенькими трубочками, молодцы при полной форме: одна штанина желтая, другая черная, кафтаны черные с желтыми рукавами, на желточерных полосатых беретах соколиные перья — конечно, тряпочные (если каждому градскому Стражнику цеплять натуральные, где напасешься столько соколов?), но сделаны искусно, не то что у иных окраинных.

Глазеющих собралось — или осталось? — немного, дюжины три, только у двоих в первом ряду на шапках были дворянские перья. Ручаться можно: почти все остальные пришли просто поглазеть. Вон кучка мальчишек годочков Тарика и троица студиозусов — мальчишек к торгам не допускают, а студиозусам иметь кабальников рано, кроме особенно уж богачей, коим родительское состояние позволяет и в университете держать прислугу. Прочие, скорее всего, градские зеваки, к которым собратья по Цехам относятся с легкой насмешкой, справедливо полагая их несерьезным народом. Таковы уж они — многие из них зажиточные, с преуспевающими лавками, мастерскими и прочими хозяйствами, но все, и те, кто победнее, и богатые, ведут себя одинаково: после обеденного часа оставляют лавки на Приказчиков, мастерские — на Подмастерьев, а сами до темноты болтаются по столице, находя развлечения в чем только возможно: от торговых казней до лицезрения житейских случаев, которые не привлекают и мальчишек (скажем, колесо у телеги отлетело, мелкого воришку поймали и бьют, пока не подошли Стражники, муж с женой шумно скандалят с битьем посуды при распахнутых окнах, собака попала под телегу). Несерьезный народец, словом. Папаня давно говорил, что от такого распорядка жизни одни убытки: оставшиеся без присмотра Приказчики малость с выручкой мухлюют, Подмастерья вместо работы играют в потря- сучку, а то и на улице — в трынку или подпиналочку...

Зазывала, в знак своего ремесла украшенный на плече бантом городских цветов, черно-зеленым, подошел к краю помоста и старательно приосанился, хотя был плюгавым недомерком и оттого в этакой позе выглядел смешно. Однако ж, разинув рот, заорал густым басом, разлетавшимся и за пределы немаленького торжища:

— Начинаем торг, почтенная публика! Имеющих желание принять участие прошу на законное место!

Ну, ничего удивительного: всякий зазывала обязан обладать зычным голосищем, не всегда от телосложения и зависящим. Из первого ряда проворно вышли пятеро и заняли места для покупателей — у самого помоста, отгороженные крученой веревкой городских цветов на невысоких, ниже колена, резных столбиках. У двоих дворянские перья на шляпах, а какие бляхи у троих — со спины не видно, однако они не из бедных: кафтаны и штаны у двоих из кадафаса, а у третьего и вовсе аксамитные.

Ага! Освободилось местечко в первом ряду! Тарик живенько туда просквозил, опередив замешкавшихся, встал рядом с тремя студиозусами (судя по широким красным и синим полосам их коротких епанчей — из Картагельского университета). Есть повод легонько почваниться: в отличие от множества других Школяров Тарик знал цвета каждого из четырех столичных университетов, знал, что в столице их именно что четыре, а вот в других городах, даже самых больших и старых, — по одному.

А еще он был в числе немногих, кто знал непонятный для большинства смысл дразнилки, которой отчаянные мальчишки задирали студиозусов — понятно, что с безопасного расстояния: студиозусы очень обижались, могли догнать и уши нарвать старательно. Дразнилка звучала так: «Полосатый, где твоя шпага?»