Мама открыла свой телефон, чтобы проверить сообщения.

— Он уже в пути.

Фу. Денни был в лучшем случае непредсказуем. С тех пор как он переехал к маме под Новый год, я видела его три раза. Один раз за ужином. Потом в другой раз, когда я принесла вазу с цветами на мамин день рождения в январе. Потом на прошлой неделе позвонила мама и сказала, что нашла коробку с моими вещами в подвале.

Все три раза Денни был под кайфом. Если бы он пришел сюда сегодня он бы точно был либо одуревшим от алкоголя, либо одурманенным марихуаной, либо совершенно злым, если принял что-нибудь покрепче. Его настроение, вероятно, зависело от наркотика, который он выбирал на завтрак. Боже, я надеялась, что он просто покурил травки. Когда я видела его в последний раз, он был без рубашки, а на его правой руке красовался след от укола.

Денни попал в беду, и я не была уверена, что с этим делать. Я не была уверена, что мама вообще заметила, что ее драгоценный сын далеко не идеален. Но папа, у него было бы разбито сердце. И он бы отволок задницу Денни в реабилитационный центр.

Денни вообще стоило водить машину? Возможно, я преувеличивала его проблему. Я видела его всего три раза.

Тем не менее, я не хотела рисковать тем, что он придет сюда и устроит сцену. Визита мамы было достаточно для знакомства семьи и коллеги за один день.

— Что ж, мам, тогда, я думаю, тебе лучше спуститься и встретиться с ним. Зал ожидания внизу намного больше, и ты сможешь наблюдать за людьми. Я бы с удовольствием посидела с тобой, но я правда не могу.

— Я могу составить Эбби компанию, — предложил доктор Вернон.

— С ней все в порядке, — настаивала я.

— О, я была бы рада компании. — Мама улыбнулась ему.

Фантастика. Моя мать собиралась флиртовать с мужчиной, который, по сути, был моим боссом, пока они ждали появления моего брата бог знает в каком состоянии.

Доктор Вернон взял маму под локоть, как будто сопровождал ее на выпускной бал, а не в комнату ожидания с искусственным фикусом в углу и журналами годовалой давности. Он предложил ей сесть на скамейку, затем сел напротив нее, опершись на локти и одарив ее кокетливой улыбкой.

Происходило ли это на самом деле? Неужели доктору Вернону так понравилась моя мама?

Мой мозг не мог осмыслить эту идею. Это правда была моя жизнь? Мужчина, который в течение нескольких месяцев заставлял меня чувствовать себя неуютно своими жуткими взглядами и вопиющим неуважением к личному пространству, приставал к моей матери.

Он был, вероятно, лет на пятнадцать моложе ее. Что, если они начнут встречаться? О, черт. Мой желудок скрутило.

— Значит, доктор Вернон — охотник на пум. Ха. Я этого не ожидал.

Я резко обернулась, мои глаза расширились от голоса Майло.

— Что ты делаешь?

Он пожал плечами.

— Подслушивал.

— Как долго?

— Достаточно.

Это означало, что Майло знал, что нашим новым гостем была моя мать, и он слышал весь разговор из-за стены.

— Разве ты не должен быть в своей палате и отдыхать? Ты уже прогуливался сегодня.

— Да, но я подумал, что еще раз не помешало бы. — Он подмигнул. — Надо набраться выносливости.

Трансплантированная кожа Майло хорошо заживали после операции, и теперь он мог больше двигаться. Он больше не был заперт в своей палате, перемещаясь только между ванной и кроватью.

Он воспользовался своей новообретенной свободой как предлогом, чтобы каждый день разыскивать меня. Он проходил небольшое расстояние между своей палатой и углом сестринского поста так часто, как только мог, надеясь найти меня.

Мы по-прежнему почти не разговаривали. Мы были осторожны, особенно когда доктор Вернон был рядом. Но просто видеть его лицо, обмениваться улыбкой и приветствием было лучшей частью каждого дня.

— Тебе нужно быть осторожнее. — Я нахмурился. — Не переусердствуй.

— Я в порядке. У меня есть мои надежные ходунки. — Он погремел серебряными ходунками, которыми должен был пользоваться, выходя из своей комнаты. Хотя, учитывая, что ожоги первой степени на его ногах давно зажили, мы оба знали, что ходунки были не нужны.

Мой взгляд опустился к полу. Больничные брюки на завязках, которые он носил, были примерно на пять дюймов короче его длинных ног. Его костлявые лодыжки торчали из тапочек, которые Тереза купила ему, когда они только приехали сюда. Сине-зеленый больничный халат свободно облегало шею и руки Майло, больше напоминая непрочный мешок, чем одежду.

Только он мог сделать этот наряд сексуальным.

Я, наверное, упаду в обморок, когда в первый раз увижу его в настоящей одежде.

— Что? — спросил он, взглянув на свой наряд.