Свою ли дочь он получит назад, когда ему вернут Кристину?

Он уже слышал о таком феномене, поэтому смог почитать о нём подробнее. По иронии судьбы, он назывался в мире психологии стокгольмским синдромом –после наблюдений, сделанных в 1973 году над четырьмя заложниками, которые во время налёта на банк в Стокгольме оказались во власти грабителей. Заложники с течением времени, вопреки всем ожиданиям, прямо-таки солидаризовались со своими тюремщиками, после освобождения просили для преступников помилования, а одна заложница, молодая женщина, в конце концов даже обручилась с одним из бандитов. Этот феномен наблюдался не один раз, и он всё ещё ждал своего окончательного объяснения, несмотря на многочисленные научные теории и исследования.

Телефон стоял на столике перед диваном, и рядом с ним лежал календарь, на котором Ганс-Улоф зачёркивал дни. Не прошло ещё и половины срока. Начался ноябрь, но до десятого декабря, до вручения Нобелевской премии, всё ещё оставалось больше шести недель.

И с каждой неделей Кристина отдалялась от него всё дальше.

В эти дни он снова столкнулся с Маритой Аллинг, и она спросила, спасла ли его костюм чистка на Сергельгатан и сколько это стоило.

– У меня заведено рассчитываться со всеми долгами до начала нобелевской недели.

Ганс-Улоф сказал, что находит этот принцип похвальным, но пока что просто не выходил в город.

– Хотите, я сама это сделаю? – предложила она. – Ведь это моя вина. Если вы мне завтра привезёте костюм, я улажу всё остальное.

Такое предложение Ганса-Улофа не устраивало. Нет, он сам обо всём позаботится.

– Но не затягивайте с этим. Пятна въедаются тем сильнее, чем дольше держатся.

Ганс-Улоф пообещал больше не медлить ни одного дня.

Поскольку в любой момент он мог снова встретить Мариту, а в следующий раз обязался предъявить ей счет за чистку, чтобы она успокоилась, в тот же день он закончил работу на несколько часов раньше, поехал домой, взял костюм, который всё это время пролежал, небрежно переброшенный через спинку стула в спальне, и снова поехал в город. Он оставил машину на многоэтажной парковке на Мастер-Самюэльсгатан, откуда до Сергельгатан было рукой подать.

Между Сергельгатан и Свсавэген высились пять серебристых высотных домов, построенных, судя по виду, в семидесятые годы. Нижние этажи высоток соединялись между собой, образуя сквозной пассаж. Там Ганс-Улоф и нашёл столь горячо рекомендованную Маритой Аллинг чистку, которая, на его взгляд, ничем не отличалась от любой другой чистки, с какой ему приходилось когда-либо иметь дело. Толстая женщина за прилавком так же скучающе приняла его костюм, и её манеры не внушали никакого доверия к этой чистке.

– Мне нужен будет счёт, – сказал Ганс-Улоф, когда она обшаривала мясистыми пальцами карманы пиджака.

– Получите, когда будете забирать, – ответила она и что-то протянула ему под нос. – Вот. Забыли в костюме.

Это оказалась визитная карточка. Некоего Бенгта Нильсона, журналиста «Svenska Dagbladet».

Странно. Разве он не разорвал её на кусочки?

– Откуда это у вас? – спросил он. Женщина указала на карман пиджака.

– Вот тут было.

Журналист сунул ему свою визитную карточку в нагрудный карман, это он помнил. Неужто при этом он тайком сунул ещё одну карточку в другой карман? Выходит, так.

– Спасибо, – сказал он. Бенгт Нильсон. Отчаянный парень.

Женщина подвинула ему купон.

– В четверг, – равнодушно сказала она.

После этого Ганс-Улоф немного побродил по пассажу. Он был красиво отделан, с чёрно-белым узором на мраморном полу, и кофейня в одном из проходов приглашала передохнуть, предлагая по специальной цене кофе с шоколадным пирогом. Почему бы нет? Время у него было, и уж если кто и имел право немного перевести дух, так это он. Он выбрал себе толстое «брауни» и капуччино, расплатился и опустился со своим подносом за столик. Отпил первый глоток, наслаждаясь тем, что впервые за последние недели никуда не торопится, ничего не планирует и может потратить несколько минут бесцельно и бессмысленно.

Пирожное «брауни» было вкусное. Ганс-Улоф жевал и глядел по сторонам.

И вдруг увидел мужчину с широко расставленными глазами.

На сей раз он был не в форме полицейского. На нём была серая куртка и чёрная вязаная шапочка, которая преобразила бы его до неузнаваемости, если бы не эти расставленные глаза, которые не спутаешь ни с какими другими. Он быстро шагал вдоль пассажа, погружённый в мысли, и спешил. Кажется, он не заметил Ганса-Улофа. Кажется, он вообще не смотрел по сторонам.

Ганс-Улоф пригнулся над своей чашкой, сделал глоток, искоса провожая глазами человека, который хотел купить его голос за три миллиона крон.

Откуда он мог здесь взяться? Неужто из-за него? Нет, непохоже. Это случайная встреча и, может быть, шанс!.. Ганс-Улоф подождал, когда мужчина скроется в следующем проходе, потом вскочил, оставив на столике пирожное и кофе, схватил свой шарф и кинулся догонять.

Шаги, шаги – они громко отдавались у него в ушах, когда он гнался за этим человеком. Тот ведь мог в любой момент обернуться, заметить его, и что тогда? Но тот не обернулся. Не побеспокоился. Спешил к концу пассажа, где дверь раскрылась перед ним и выпустила его в уличную толпу на Сергельгатан.