Он изучил все шесть номеров, что теснились на визитной карточке: телефон редакции, факс редакции, мобильный номер, затем номер с кодом Мальме и, наконец, домашний телефон и факс. Ганс-Улоф выбрал домашний номер, и выбор оказался верным, поскольку Бенгт Нильсон тут же ответил, будто ждал у аппарата.

– Андерсон, – сказал Ганс-Улоф. – Вы меня помните?

Журналист что-то промычал.

– Профессор Андерсон? Разумеется, я вас помню. Чему обязан честью в такой поздний час?

– Я хочу вам кое-что рассказать.

– Не по телефону, я предполагаю?

– Нет. Не по телефону.

– Хорошо. Дайте мне подумать. – На это журналисту понадобилось не так много времени. – Вы знаете «ТАРО»?

– Нет.

– Хорошее кафе в Гамла-Стан, в Старом городе. Неподалёку от Сторторгет. Его легко найти.

– Хорошо. Когда?

– Завтра в полдень, в двенадцать. Я закажу столик, за которым нас никто не сможет подслушать. Владельцы этого ресторана – мои добрые друзья. Скажете, что вы приехали встретиться с Бенгтом, они будут знать.

– Договорились. Я приеду.

Ганс-Улоф повесил трубку с неясным чувством, что начались события, которыми он больше не управляет.

Найти кафе было нетрудно. Оно располагалось в подвале узкого, выкрашенного охрой дома недалеко от биржи. Это было одно из маленьких заведений, какими славится Старый город, Гамла-Стан.

Естественно, украшенное изображениями карт «таро», чтоб оправдать своё название. Над входом висела железная вывеска с картой «дурак»: на ней странник в пёстром наряде, с посохом на плече, с цветочком в руке, мечтательно глядя в небо, шагал прямиком к обрыву. Над столиком, к которому его подвели, когда он спросил насчёт Бенгта, висела карта «справедливость», и Ганс-Улоф воспринял это, как добрый знак. Грозный властитель с поднятым мечом в одной руке и весами в другой возвещал, что правда будет на стороне честных людей.

Журналист пришёл с некоторым опозданием и уже не фонтанировал энергией, которую Ганс-Улоф запомнил с первой встречи. Точнее говоря, он выглядел так, будто провёл ужасную ночь. Или несколько. И всё это время у него не доходили руки протереть свои захватанные толстые очки.

– Давайте вначале закажем, – сказал Нильсон после скупого, почти рассеянного приветствия. – Потом можем поговорить.

Ганс-Улоф выбрал себе нечто, обещавшее быть лососем, зажаренным на гриле, с овощами. Нильсон взял дежурное блюдо: зажаренного на гриле судака с тёртым хреном и картофельной запеканкой.

– И пиво. – Он произнёс это так, будто в любой момент мог умереть, если срочно не утолит жажду. – Ну вот, господин приверженец ночных решений, – сказал Нильсон, когда официантка удалилась, и захватнически расставил руки на чистой поверхности стола. – Что вы имеете мне рассказать?

Ганс-Улоф скептически огляделся. Их стол стоял в круглой стенной нише в дальнем углу кафе, но посетителей было много, свободных мест почти не оставалось.

– Нечто, предназначенное только для ваших ушей, – сказал он. – Вы уверены, что нас никто не услышит?

– Абсолютно уверен, – кивнул патлатый журналист. – Я уже не раз убеждался. Если не орать, за соседним столом никто не услышит ни слова. – Он полез в карман куртки и извлёк оттуда пластиковую коробочку размером с пачку сигарет. – А для слушателей, от которых нас не сможет защитить акустика этого помещения, у нас есть вот это. – Он положил приборчик на середину стола, нажал его единственную кнопку, и загорелся зелёный глазок. – Видите? Всё чисто. – Он снова убрал приборчик. – Совершенно нелегальная штучка, кстати, по крайней мере, в нашей стране.

– Но вам, как видно, частенько приходится ею пользоваться, – сказал Ганс-Улоф под сильным впечатлением.

– Стараюсь как можно чаще, – кивнул Нильсон, запустил пальцы в свои непокорные волосы и требовательно посмотрел на собеседника. – Итак, профессор, вы хотели рассказать мне, что произошло на самом деле при голосовании.

– Скорее, что произошло до голосования.

– Догадываюсь, что-то плохое.

– Меня пытались подкупить.

У журналиста не дрогнул ни один мускул.

– Пытались? – подхватил он. – Кто?

– Этого я не знаю. Человек с деньгами назвал себя лишь посыльным. Я предполагаю, что за всем этим стоит в итоге фирма «Рютлифарм».

Нильсон кивнул, как будто это разумелось само собой.

– Вы сказали, вас пыталисьподкупить. Значит, вы не взяли деньги?

– Естественно. И я тотчас поставил в известность руководство.

– И потом?

– Потом похитили мою дочь.

Журналист уставился на Ганса-Улофа, как громом поражённый. Казалось, он лишился дара речи.