— Это, скорее, не банк, а камеры хранения.

— Ну да. И аукцион. После принятия Статута о Секретности, выход закрыли стеной, а Дырявый Котел к тому времени уже был, и каждый владелец укреплял его не хуже родового поместья.

— Круто. А какие ещё есть известные складки?

— Самый известный — Хогвартс. Его вообще ставили с четырех сторон. Как думаешь, кто?

— Это очевидно. Раз с четырех, то основатели.

— Верно. Они сделали складку с четырьмя входами. И завязали её на живого дракона. Конечно, перед этим усыпив его. Это мало кто знает. И записей нет. Лишь главы самых старых родов знают, и их наследники. Но знаешь, я думаю, что таких животных четыре — по числу основателей. Об этом говорит наличие бессмертного Кальмара и Феникса, периодически становящегося фамильяром директора. А если в этот список внести дракона, то должно быть еще одно животное. Вот такие дела.

Еще одно животное я знаю. Это Василиск Слизерина. Значит он один ключей пространственной складки Хогвартса. Странно, что Гарри Поттеру позволили его убить. Или позволят?

13 января 1970.

Я стоял напротив зеркала, и рассматривал себя. Ещё в первом классе, у меня была медкомиссия, на ней я получил информацию к размышлению. Нет, со здоровьем у меня все в порядке. Уж это-то, я, как знахарь, точно знаю. Но вот скорость развития организма была великовата. То, что я крупнее своих сверстников, мне было известно, но одному мальчику я уступал. Тем не менее, по таблице педиатра, мой организм, по развитию, проходил по верхней планке нормы по большинству показателей. Но у того мальчика отец — бугай за два метра ростом, и вес за центнер. А у меня вся родня средняя, и я должен расти «средним».

Вчерашняя медкомиссия подтвердила, что расту я аномально быстро, и уже соответствую десятилетке.

Возможно, мой взрослый разум тянет организм быть старше, но все мои знания по медицине говорят, что это невозможно. Скорость роста тела заложена в ДНК, и меняется только в небольших пределах, в зависимости от питания. Можно сослаться на магию, но в таком случае все дети-маги, благодаря магии, росли бы быстрее обычных, ведь все дети хотят побыстрее стать взрослыми.

Ответа, объясняющего мой феномен, не было, пока я не вспомнил про Нимфадору Тонкс. По канону она была метаморфом, правда от этого у неё были одни проблемы, и судьбе ее не позавидуешь. Интереснее то, откуда у нее этот дар. То, что от Тонкса, я сомневаюсь. Скорее всего, тут сработали такие факторы как родовая магия крови и обновление крови Блэк маглорожденным.

Магия крови — это частный случай магии плоти, которая предполагает изменение формы в широких пределах. Мог ли родовой дар Блэков трансформироваться в магию плоти в виде метаморфизма? Запросто. Для того чистокровные и разбавляют кровь, чтобы раскрыть родовой дар в новой грани.

Во мне тоже должна быть частичка дара магии крови от Дореи, и еще одна, послабее, от мамы. Собственно, я по крови больше Блэк, чем Поттер. А значит, как и Нимфадора, я могу обладать даром магии плоти. Хоть и не усиленным. Вот такая магия объясняет скорость моего роста. Она же предполагает осознанные изменения. Вот такому выучиться было бы полезно.

И вот, я стою перед зеркалом, пытаюсь уменьшить оттопыренность ушей. Это, наверное, единственное, что не устраивает меня в моей внешности. Лицо знакомое по прошлой жизни, наверное, тоже эффект от метаморфизма. Мышцы чуть рельефнее, чем должно быть. Тут уже я работал осознанно, с помощью знахарского дара.

В целом, меня все устраивает, но вот эти уши…

10 марта 1970.

Сегодня мисс Адамс задержала меня после уроков. Ребята, с которыми мы обычно идем вместе со школы, едва услышав просьбу учительницы, неуверенно притормозили у выхода из класса. То, что это была именно просьба, было понятно из интонации. От чего задержались дети? Я не уверен, но думаю, они просто привыкли идти домой в моей компании, и слушать очередной рассказ о жизни, в основном инициированный вопросами моих спутников.

— Ребята, давайте увидимся завтра, как обычно.

Дети, в разнобой попрощавшись, вышли из класса.

— Алекс, — мисс Адамс нервно теребила в руках платок, и не могла придумать с чего начать. — Я хотела поговорить с тобой про тот случай, когда ты вылечил порок сердца у Джона.

— Мисс Адамс, я думаю, что тогда мы уже решили, что всем показалось.

— Ты прав, Алекс. И я ни с кем не обсуждала тот случай. Но так получилось, что у моей подруги, вернее у её дочери, тоже подобная проблема.

Вот ведь. Я вздохнул. Этого следовало ожидать. Просто она не лезла с просьбами целых три года, и я уже успел успокоиться.

— Понимаете, мисс Адамс, я ведь не лекарь, хотя и обладаю знаниями и способностью лечить. Просто не считаю, что надо исцелять всех подряд. Это портит генофонд человечества. По крайней мере, пока оно не научится лечить генетические болезни. И порок сердца — болезнь, предрасположенность к которой, зачастую, передается по наследству. И если у Джона он был из-за мелкого проклятия, и на его детей не перейдёт, то у дочери подруги, вернее у её детей, могут быть последствия.

— Ну, так далеко заглядывать рано. Может и детей никаких не будет.

— В будущее заглядывать никогда не рано. Лучше вообще, все свои действия, оценивать с точки зрения будущего.

— Твои слова разумны, но что делать, если в любое время в дом подруги может прийти горе от потери ребенка.

— Это очевидно! Надо рожать ещё детей. Тогда, даже если случится горе с одним, то другие помогут пережить его. Если, конечно, и они тоже не больны. Но, в этом случае, лучше вообще не рожать. Пусть возьмет ребенка из приюта.