— Хорошая идея, — похвалил я. И снова замолчал слушая музыку и передавая инициативу разговора девушке. Краем глаза я поглядывал на неё, и заметил переглядывания с той женщиной.

Было непонятно, что происходит, но пользоваться ментальным щупом, мне казалось, неспортивно. По крайней мере пока. Николь снова придвинулась поближе, и попыталась затеять разговор.

— А ты откуда? Раньше я тебя не видела.

— Из Лондона, — не стал скрывать я. — Тут, неподалёку, земля моего деда, — То, что земля, на которой мы сидим, тоже принадлежит деду, я не сказал. Не хотел расстраивать.

— А я из Милтона, приехала к дяде, в коммуну.

Тут из кустов неподалеку послышались характерные звуки любви. Я посмотрел на реакцию людей, но она была нейтральной, максимум, некоторые позволили себе улыбку. А Николь, почему-то стала прятать глаза, но щеки её заалели.

Я с новым взглядом осмотрел обстановку. От свинофермы остались только административные здания, но они явно использовались не по назначению. Ещё вокруг беспорядочно стояли жилые прицепы и переделанные под жильё автобусы. Палатки можно не упоминать. Люди имели довольно одичавший вид, но гигиену не забрасывали. Песни под гитару и импровизированные барабаны, на тему любви и свободы. И довольно равнодушное отношение к откровенному сексу неподалёку. Словно это им привычно.

Община хиппи. Вот куда я попал. Только они себя так не называют. Смотрел я как-то передачу про них. В общем-то ничего сильно плохого не скажу. Просто сборище бездельников. Не знаю, как ещё оценить таких людей, которые декларируя свободу, зависят от общества. Они живут праздно, принимают наркотики, слушают музыку и занимаются любовью.

Последнее и мне интересно. Особенно в связи с откровенно соблазняющими позами Николь.

Но оказалось, что нам полагается слушать не только музыку, но и пропагандистскую речь барабанщика. Пока Стив пил пиво, давая отдых пальцам, его напарник завел речь о свободе, равенстве и братстве.

Интереса подобное у меня не вызывало, и веру в такие явления ещё в прошлой жизни растерял. С разочарованным видом я встал, и собрался покинуть «прекрасных людей». Разумеется, незамеченным это не могло пройти, и барабанщик не замедлил высказаться.

— Что, юноша? Послушал нашу музыку, выпил наше пиво, и считаешь нас недостойными твоего общества? Твои движения и весь твой вид говорят, что ты из аристократов. Но я видел, что наша игра тебе понравилась, можешь не отрицать. А значит, аристократы тоже не отличаются от нас. Мы все равны! И в стремлении к свободе, должны отринуть войны, и изменившись изнутри, познать её ценность. И жить, оберегая свою свободу в братстве с единомышленниками.

Едва оратор обратился ко мне, я замер. Ладонь Николь прижатая к моей руке, в попытке остановить, тоже замерла. Можно было бы уйти, но не хотелось портить мнение девушки о себе. Поэтому дослушав слова барабанщика, а сказал:

— Нет!

— Что — нет, юноша?

— Нет, не существует абсолютной свободы и долгого равенства.

— Но мы стремимся к этому. Мы равны друг перед другом, и свободны в единении с природой.

— Вы зависимы от плодов цивилизации. Пьете пиво сваренное на промышленном оборудовании, играете на инструментах, изготовленных промышленностью, одеваете одежду, живете в домах. Без этого вы будете просто дикарями, а пока что, вы просто потребители продукции промышленности. Вы не свободны. Единственная ваша свобода — это свобода от пуританской морали, — я кивнул в сторону кустов, откуда, недавно, слышались звуки. — А с равенством все ещё проще. Разве равны… допустим Стив и я? Конечно нет. Если бы это было так, то я бы тоже умел настолько же великолепно играть. Или он не умел. Точно так же не равны Николь и ты. Ведь как ни старайся, но родить ребёнка ты не сможешь.

Улыбки на лицах окружающих говорили, что я иду в верном направлении.

— Я не говорил о физическом равенстве. Мы равны в правах.

— Это тоже не верно. Разве равны ребёнок и его родители. Ведь они всё время, своей властью, ограничивают его свободу. Но ведь иначе велики шансы, что он, по незнанию, не выживет. Не знаю… попадёт под машину, утонет. Мало ли способов уйти на тот свет? А некоторые взрослые ненамного лучше детей, стоит смениться обстановке, и совершают такие выходки, что диву даёшься. Или другой пример. Допустим у Николь есть право один раз меня стукнуть, и я не отвечу ей тем же. Просто потому, что она девушка. А у тебя такого права нет. Вы не равны. И уравнивание, в этом случае, означает, что либо ты получишь право бить меня, нарушая равенство между нами, либо я буду бить девушку в ответ. Что сведет меня до уровня пещерных людей.

Последний аргумент оказался неожиданным для моего оппонента. Но пришёлся по душе большинству.

Стив, видя, что его напарник облажался, решил выправить ситуацию и начал наигрывать новую мелодию, что-то вполголоса говоря напарнику. Вскоре и тот, с недовольным лицом, присоединился к игре.

Однако настроение уже было не то. Возвращаться на место я не стал, и направился в сторону водоёма. Не люблю такие разговоры. Так или иначе, они сводятся к особенности конкретной группы людей. Признаки могут быть разными, от цвета волос до политических предпочтений, но люди не могут быть равны, всегда будет тот, кто выделяется. Не важно в чем. У кого-то почерк красивый, кто-то отлично играет на гитаре. Кто-то любит одеваться в красное или оранжево-чёрное. Кто-то не любит пиво.

А кто-то не той национальности.

Мерзко. Обычные манипулятивные технологии.

Я глотнул ставшее теплым пиво. Надо выкинуть из головы э ого барабанщика. Тут, как раз кстати, когда я уже вышел за пределы лагеря, меня догнала Николь.

— Здорово ты его, — она с улыбкой взяла меня за руку. — Марк всех достал со своими политическими речами. Ему уже пытались объяснить, что его слова ведут к войне, но он продолжает спорить.

— Давай, не будем о нем.

— Хорошо, — легко согласилась она. — О чем поговорим?