Это даже не подозрительно, это вопит об убийстве. Думаю, не ошибусь, если предположу, что этот тип недавно был в палате. И каким-то способом убил Машерова. Вот только его и заказчика ждет сюрприз.

Я проследовал за каталкой до морга, и, дождавшись ухода санитаров, зашёл в туда.

— Ну как, Пётр Миронович, каково чувствовать себя жертвой политического убийства? — сторонний наблюдатель мог бы подумать, что я сошёл с ума, и разговариваю с мертвым, но слава Улью — это не так. Просто «Саван» вытягивает сознание из тела, и, хоть все чувства сохраняются, но управлять им невозможно. В этом состоянии есть что-то общее с глубокой медитацией. С момента наложения, «Саван» держит Машерова в сознании, позволяя видеть и слышать всё, что происходит вокруг. Даже закрытые глаза — не помеха. — Подождите немного, сейчас я подлатаю ваше тело, а то превратитесь в вампира. Читали, наверное, Брема Стокера? Про графа Дракулу? Вот вампиры так и появились — вселением души в мёртвое тело. Конечно, были и другие нюансы, но главное это.

Забалтывая Петра Мироновича, я пропитывал его тело магией. Это заняло полчаса. Затем запустил серию сканирующих чар, чтобы определить состояние организма. Надо сказать, что оно было запущено. Не в том смысле, что Первый секретарь Белоруссии вел беспорядочный образ жизни, а в том, что он очень многое пережил, и сам по себе протянул бы ещё лет пять. То, что у него отсутствует почка, и в ужасном состоянии лёгкие, уже хватает для подобного диагноза.

Так, у меня два варианта действий. Первый — быстрый: это оживление, а затем лечение. Второй — медленный: ремонт тела, а затем оживление.

В первом варианте, для оживления тела, нужно сперва заполнить его энергией жизни, а затем провести реанимацию. Тут главное полный контроль, чтобы тело именно ожило, а не превратилось в вампира. К тому же пациент прочувствует все этапы экспресс лечения. А это больно. Во втором варианте, надо сперва восстановить организм, затем оживлять его. Проблема тут в том, что для этого нужно участие души пациента, который будет прочувствует весь процесс. Это тоже больно, но скорее как воспоминание об этом. По крайней мере так считал Реддл, из крестража которого добыты эти знания.

Я выбрал второй вариант. Он менее травмирующий для сознания.

Ослабив действие «Савана», я начал работу. Представляя, что сейчас чувствует Пётр Миронович, я, чтобы хоть как-то отвлечь его от неё, стал рассказывать историю России. От нынешних времён до моего попадания в Улей. Не сказать, чтобы я хорошо ее знал, но, как оказалось, помню немало. Рассказ мой был сумбурным и прерывистым. Часто перескакивал с одного на другое, но и так получилась четырёхчасовая лекция.

Выложил мысли сырьевом характере нашей экономики, и при этом мы фактически раздаём за бесценок свою высокотехнологическую продукцию. Те же самолёты. Про лишенную логики поддержку африканских царьков, которые предадут, едва получат чуть больше от наших конкурентов. А свой народ, при этом, вожделеет продукцию вражеских стран. И как у нас борются со спросом? Правильно, запрещают. Как будто не понимают, что запретный плод сладок. Сказал о расслоении народа по типу сословного на партийных и беспартийных. А внутри партии растущую безнаказанность и местничество. Когда как, исходя из тезиса, что коммунисты — лучшие люди, ответственность они должны нести не только за совершённые преступления, но и как предатели дела партии.

Конечно же поведал Петру Мироновичу, чем закончил Союз, и как жилось в девяностые.

Кажется, что я выложил всё наболевшее, хоть и не пережитое. Но тоску по СССР я перенял от тех, кому за державу обидно.

И все эти четыре часа я работал.

В первую очередь пришлось чистить кровь. Для этого существовало специальное заклинание, оно стало очень известным в семнадцатом веке, тогда же появилась пара модификаций. Я применил ту версию, которая очищала кровь от всех примесей, в том числе от питательных веществ и продуктов разложения. Зато не надо вычислять какой именно яд применили.

Вторым этапом стала реанимация печени. Судя по всему, именно по ней пришёлся удар яда. И так, последовательно, я восстанавливал один орган за другим, пока не дошел до сердца. Впрочем как раз с ним проблем не было, а общий износ пройдёт сам, после оживления, под действием энергии жизни.

Переломы руки и ребра восстанавливать не стал, и так у врачей будет много вопросов к улучшению здоровья высокопоставленного пациента. Пусть останется хоть что-то, не вызывающе диссонанс с их опытом.

Закончив с ремонтом организма, я начал заполнять его энергией жизни, благо запас накопителей у меня был. Орган за органом стали подавать признаки жизни. Но не хватало главного — работы сердца. Им я занялся в последнюю очередь, так как это была самая легкая часть. Уж для его запуска заклинаний было предостаточно. Я применил то, которое использует электричество.

Ну вот, сердце бьётся, кровь бежит по жилам, органы работают, теперь можно снимать «Саван».

Пётр Миронович с воплем распахнул глаза. Что не так-то? Вроде ничего болеть не должно.

— Пётр Миронович, говорите. Что болит?

Машеров с кряхтеньем простонал:

— Чешется! Жутко чешется.

— Хм-м-м. Об этом я не подумал. Сейчас помогу.

Чары понижения чувствительности я знал, поэтому, не прошло и десяти секунд, как мой пациент задышал спокойно.

— Спасибо.

— С возвращением в мир живых, Пётр Миронович, — поприветствовал я его.

В этот момент выключился и снова включился свет. Как будто кто-то щелкал выключателем. Я взмахнул палочкой накладывая на дверь Коллопортус. Долго его держать будет подозрительно, а значит надо торопиться.