Диксон почувствовал, что шею его заливает краска. Скользнул взглядом по верхней книге из стопки.

— Толковый автор? Быть может, я напишу рецензию.

— Для дам, мой милый. Викарий с севера. Что же до его достоинств, я не то чтобы в них убежден. Тираж всего двести пятьдесят экземпляров.

Двести пятьдесят экземпляров, небрежно произнес Ньюби. Да Диксон бы за такое отдал руку.

— Так-таки не возьмете рассказы? Даже если я отредактирую их?

Ньюби покачал головой.

— А роман? Он у вас целый год лежит.

— И рад бы. Да не могу. Верьте слову, не могу. Не по нашей части, и все тут. Попробуйте показать его Чепмену и Холлу. Вдруг повезет.

— Том. — Диксон рассмеялся и сказал откровенно, как мужчина мужчине: — Дело в том, что я сглупил. Если угодно, ошибся в суждениях.

— В каком смысле?

— Я уже всем рассказал, что роман выйдет в новом году.

— Ах вот оно что. Да. Я слышал, что вы говорили об этом.

Диксон смотрел на него.

— Кажется, Лора кому-то об этом обмолвилась, когда приезжала на прошлой неделе. «Сияя от гордости» за ваш успех: так мне передали.

Окно в кабинете дребезжало от ветра. Диксон уставился на лежащий на полу потертый ковер с узором из корон и единорогов. Служанка принесла и унесла поднос с чашками кофе. Когда Диксон наконец поднял взгляд, Ньюби отвел глаза.

— Грантли, надеюсь, я могу говорить с вами как друг. Умоляю, будьте осторожны. Мерридит не дурак. Он притворяется, когда ему нужно, но я бы не обманывался на его счет.

Ньюби засмеялся, негромко и отчего-то угрюмо.

— Их этому учат, знаете ли, пансионах. Как притворяться жизнерадостным идиотом, одновременно смыкая руки на горле жертвы Сами все «старина» да «приятно, приятно». Но готовы перебить пол Индии, лишь бы обеспечить себя чаем.

— Порой я жалею, что ее повстречал. Без нее жизнь была бы куда проще.

Его старший товарищ поднялся из-за стола и протянул Диксону руку.

— А я жалею, что не могу опубликовать ваш роман. Хотя мне и правда не стоит этого делать.

— Быть может, вы подскажете мне, к кому обратиться?

— Как сказать… Много званых, брат, да мало избранных [42] . Присылайте мне ваши заметки, я посмотрю. «Американец в Ирландии». Что-нибудь в этом роде. Вот. Взгляните. Эту тоже возьмите.

Это были «Вечера рабочего человека» Джона Овер-са с предисловием его друга и наставника Чарльза Диккенса.

— Нет, спасибо.

— Обязательно взгляните. Вот уж книга так книга. Отменная вещица, особенно предисловие Диккенса. Этот шельмец так пишет, что петь хочется.

— Я думал, вы не любите читать о бедняках.

— А, вы об этом, — серьезно ответил Ньюби. — Так он перемежает истории шутками.

Весь вчерашний день Диксон потратил на скучный роман северного викария. Дул сильный ветер, море было неспокойное, Лора сказала, что хочет побыть одна. С тех пор как они сели на корабль, она вела себя очень странно, под разными предлогами избегала и его общества, и разговоров с ним. Может, она и права. Безделье действовало ему на нервы, он сделался желчен.

Утро началось относительно спокойно: холодное солнце блестело на серо-зеленой воде. Диксон расположился возле столовой, надеясь убить час-другой за чтением. Но едва он раскрыл книгу, как на страницу упала первая капля дождя. За пять минут небо потемнело, стало свинцовым.

— Натяните штормовые леера. И уведите пассажиров вниз.

Матросы сновали по кораблю. В клубах густых туч вспыхивали молнии, громыхал гром. Порыв ветра ударил в грот-мачту, верхняя палуба содрогнулась, из столовой за спиной Диксона донесся звон разбивающихся тарелок и стаканов. Судно раскачивалось, кренилось, Диксоном овладела тошнота. Иллюминаторы забирали ставнями, тент крепили цепью. Пробегавший мимо со стопкой стульев матрос крикнул ему идти вниз, но Грантли Диксон не двинулся с месте.

Вокруг ревела музыка корабля. Низкий посвист, измученный грохот, хриплое бормотание ветра. Стук болтающихся панелей. Лязг цепей. Стон половиц. Вой ветра. Диксон впервые попал в такой дождь. Из туч не брызгало — лило потоком. В четверти мили от судна вздымалась волна. Катилась. Пенилась. Неслась вперед. Росла и крепла. Превратилась в стену чернильной воды, едва не обрушившись под собственной тяжестью, но росла, росла и ревела. Врезалась в борт «Звезды», точно кулак незримого бога. Диксона отшвырнуло на край скамьи, он глухо стукнулся спиной о железную спинку. Корабль отчаянно скрипел и, наклонясь, погрузился в воду едва не до конца бимсов. Из трюма послышались испуганные крики. Грохот разбитых тарелок и чашек. Мужской крик: «Сейчас перевернемся!» Одна из спасательных шлюпок на правом борту оторвалась от подъемной цепи и, качнувшись, как булава, разбилась о стену рулевой рубки.

Волны вновь с ревом бились о нос корабля. Соленая вода окатила Диксона, вымочила до нитки. Волны перехлестывали через него. Он скользнул по палубе к воде. Металлический скрежет. Гул двигателя, вырванного из океана. Корабль понемногу выровнялся. Доски трещали, точно ружейные выстрелы. Заревела сирена: «Очистить палубы». Хромой помогал матросу вытащить упавшую навзничь женщину, которую волокло к сломанному лееру. Женщина кричала от страха, пыталась уцепиться хоть за что-нибудь. Им удалось поймать ее и стащить вниз. Диксон вернулся в рубку на верхней палубе, перехватывая руками штормовой леер, точно альпинист.