Шрифт:
V. Ужасное путешествие
На другой день после свадьбы в местных газетах появилось известие, что молодая герцогиня заболела буйной формой умопомешательства, и к излечению ее нет никакой надежды. Не нашлось ни одного придворного, который не заметил бы, что герцогиня еще накануне была крайне возбуждена. Поэтому никто не удивился ее внезапной болезни. Все очень сожалели герцогу, который принимал расточаемые пред ним соболезнования с убитым видом и сумрачным лицом: горе слишком подавляло его, но горе это значительно улеглось после посещения маркизы де Касторо.
Бедная маркиза была весьма опечалена. Она очень желала видеть свою несчастную родственницу, но должна была по причине слабости и старости умолять герцога избавить ее от этого раздирающего душу зрелища. Она ограничилась тем, что упала в объятия Душки, который в свою очередь нежно поцеловал ее, за сим она удалилась, говоря, что возлагает все надежды на любовь герцога и на искусство врача.
Когда маркиза удалилась, доктор шепнул герцогу два слова на ухо, вызвавшие на его лице быстро подавленную улыбку. С отстранением маркизы нечего было более опасаться, и месть его была вполне обеспечена.
Доктор Видувильст был поистине замечательный врач. Уроженец страны Снов, он рано покинул родину и отправился искать счастья в страну Сорных Трав. Он был слитком ловок, чтобы счастье могло ускользнуть из его рук. За пять лет, проведенных им в знаменитом Люгенмаульбергском университете, медицинская наука раз двадцать пять меняла свое направление. Благодаря такому солидному образованию, в нем выработались столь твердые убеждения, что поколебать их не было никакой возможности. Он сам про себя говорил, что обладает откровенностью и грубостью солдата, иногда он прямо позволял себе ругаться, в особенности доставалось дамам. Благодаря этим качествам, он был всегда, по желанию, к услугам сильной стороны и не отказывался от платы за молчание и содействие. В такие-то неподкупные руки попала бедная герцогиня.
Прошло трое суток со дня ее заключения, и в городе занялись было уже совершенно новыми толками, когда Рашенбург неожиданно вошел к герцогу, весь взъерошенный, и с трепетом пал к его ногам.
— Ваша Светлость, — произнес он, — я повергаю к вашим стопам свою голову: сегодня ночью герцогиня куда-то исчезла.
— Что это значит! — воскликнул герцог, бледнея, — Это немыслимо, темница снабжена везде решетками.
— Совершенно верно, что это немыслимо, — отвечал тюремщик, — тем более, что решетки остались на своем месте, замки и засовы тоже не тронуты. Но есть же на этом свете колдуньи, которые проходят сквозь стены, не сдвигая камней. Кто знает, не была ли такой колдуньей узница? Разве было когда-нибудь известно, откуда она появилась к нам?
Герцог послал за доктором, тот, как человек умный, не верил в колдуний. Он подробно исследовал все стены, перетряс решетки, допросил тюремщика, — но все было тщетно, всюду были разосланы шпионы, велено было строго следить за маркизой, к которой доктор относился подозрительно, но не прошло и недели, как пришлось отказаться от всех поисков. Рашенбург потерял место тюремщика, но так как он был посвящен в тайну герцога и в нем чувствовалась надобность, при том же он горел жаждой мести, то его сделали привратником замка. Взбешенный постигшей его неудачей, он так ревностно принялся за исполнение своих новых обязанностей, что в течение трех дней задержал шесть раз самого Видувильста и тем уничтожил всякое против себя подозрение.
На седьмые сутки рыбаки доставили в замок платье и накидку герцогини: прилив выбросил на берег эти печальные останки, перепачканные песком и морской пеной! Что бедная помешанная утопилась, в этом никто, видя печаль герцога и слезы маркизы, не усомнился. Немедленно был созван верховный совет, который единогласно постановил, что ввиду законной смерти герцогини и законного вдовства герцога необходимо, в интересах герцогства, умолять Его Светлость сократить срок печального траура и как можно скорее вступить в новый брак, дабы обеспечить себе законного наследника. Об этом постановлении было доложено герцогу Видувильстом, главным придворным врачом и председателем верховного совета; при этом случае Видувильст произнес столь трогательную речь, что все присутствовавшие плакали навзрыд, а сам герцог упал в объятия своего врача, называя его жестоким другом.
Нечего и говорить, сколь торжественную тризну справили i к > поводу кончины всеми сожалеемой герцогини.
В стране Сорных Трав все служит предлогом к церемониям.
Тризну справляли с удивительной помпой, но всего удиви тельнее было поведение молодых девушек, состоявших при дворе: каждая из них заглядывалась на Душку, которому особенно шел траурный наряд, каждая из них плакала одним глазом но безвременно погибшей герцогине, а другим улыбалась, стараясь прельстить молодого герцога. Как жаль, что в то время не знали фотографии. Какими бы превосходными моделями для наших художников могли бы служить портреты прошлых времен.
В древности люди не были чужды страстям: любовь, ненависть, гнев всегда отражались у них на лице, ныне мы слишком уж добродетельны и сдержаны, носим все одинаковый покрой платья, одинаковые шляпы, обладаем даже одинаковой физиономией. Нравственность выиграла благодаря цивилизации, но искусство пострадало.
После описания печальных церемоний, занимавшего, согласно этикету, не менее шести столбцов, в местной газете подробно сообщалось о сроке и порядке ношения установленного траура, большого и малого. Двор должен был глубоко сокрушаться в течение трех недель, и понемногу утешиться в течение трех следующих; но так как малый траур пришелся на карнавал, то в интересах торговли решено было дать в замке костюмированный бал. Немедленно портные и портнихи были завалены заказами; сильные мира сего и маленькие сошки наперерыв стремились добыть приглашение на бал. Поднялись такие интриги, как будто дело шло о безопасности государства.