Она всегда любила такие неторопливые прогулки.

Предоставленная самой себе, она могла бесконечно бродить по лугам и проселочным дорогам, наслаждаясь тишиной и погружаясь в собственные, плавно текущие мысли.

Вот и сегодня, пройдя огород, она, как в море, погрузилась в высокие пожухлые травы. Пару лет назад луга, подступающие к огородам, решили распахать и засеять. То ли такой эксперимент решил поставить колхоз, то ли планы у очередного директора были огромные, только хватило их на один год. Вся эта распаханная целина снова заросла, а как напоминание остались колдобины, на которых то и дело спотыкалась Злата. А раньше здесь было так ровно и здорово и можно было бежать, задевая ладонями цветы и травы… Луг закончился, и Злата вышла на простирающиеся до самого леса поля, ощетинившиеся жнивьем. Пошла вдоль огородов, пока, наконец, не выбралась на укатанную песчаную дорогу, убегающую куда-то вдаль.

Чуть откинув голову назад, девушка неторопливо брела по дороге, глядя в бесконечное небо с замысловатой размытостью облаков. Ветер развевал пшеничные волосы девушки, качал молодые березки и, срывая золотые листочки, кружил их в воздухе. Какой же простой, незамысловатой казалась здесь жизнь! Какими будничными, насущными заботами и делами была наполнена! Простой льняной рушник, расшитый незатейливой гладью, напоминала она Злате. И как этот самый рушник, была крепкой, надежной, вечной. Ничего не менялось здесь, что было особенно важно в том изменчивом и ненадежном мире, в котором Злате Полянской приходилось жить и творить. Все же Горновка и большой белый кирпичный дом оставались в душе девушки главными. Здесь она жила в ладу с собой, здесь она чувствовала себя безмятежно и счастливо только потому, что могла видеть эту деревню и ее просторы. Здесь навсегда поселилась ее душа. Закрывая на мгновение глаза, Злата почти осязаемо чувствовала, как ее пронизывают и этот солнечный свет, и этот ветерок, и эти ароматы ранней осени. И так хотелось, как когда-то, раскинув руки в стороны, раствориться в них. Каждый раз, в любую пору года, в любую погоду, при взгляде на эти милые сердцу пейзажи на ум приходило только одно: «Как прекрасен этот мир! Как же он прекрасен!» Каждый раз это беспричинное ощущение счастья все росло и росло в груди. Полянская улыбнулась и медленно открыла глаза.

Навстречу ей шел мужчина с корзиной в руках. Наверняка кто-то из деревенских возвращался из грибов. Теперь, после дождей, их было полно в лесах. Слепящий солнечный свет, заставляя ее щуриться, не позволял узнать в нем кого-то конкретного. Но девушка не сбавила шаг и не повернула обратно. После той давней истории с Сашкой она жила с уверенностью, что в полной безопасности здесь, в деревне. Чужаков здесь не было, приезжих тоже. И если многие и не жили в родительских домах постоянно, то их приезды были настолько частыми, что девушка давно всех знала и в лицо, и поименно. Расстояние между ними сократилось, да и солнце неожиданно зашло за облако, позволяя как следует присмотреться. Сердце екнуло и покатилось куда-то вниз на мгновение раньше, чем Злата смогла поверить собственным глазам.

А между тем ей навстречу с корзиной в руках действительно шел Дорош.

Глава 3

В то первое мгновение захотелось развернуться и сбежать, но Злата быстро взяла себя в руки, приказав себе успокоиться. Ну да, вот идет Дорош. Он хоть и был приезжим, но вот уже несколько лет у его родителей здесь дача, и они часто бывают здесь, и он тоже. И они в общем-то тоже неотъемлемая часть Горновки, как все остальные. В том, что сейчас они встретились на проселочной дороге, вдали от деревни, нет ничего странного.

Даже то, что после ее свадьбы она больше его не видела, не казалось чем-то неслыханным. Злата не искала с ним встреч, не ходила в тот конец деревни и вообще ничего о нем больше не слышала, слишком увлеченная устройством своей жизни, захваченная водоворотом творческих планов и идей. И вот теперь по прошествии двух лет… Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Полянская опустила глаза, вдруг почувствовав ту давно забытую дрожь и влажность ладоней.

Их больше ничего не связывало. Он не был для нее ни любимым, ни другом, ни приятелем, просто невидимая тень прошлого, приходившая к ней во снах. Сейчас оставалось просто пройти мимо, не поднимая глаз, не говоря ни слова. Как будто они просто чужие, не знакомые друг другу…

Злата чуть отошла к обочине, желая увеличить расстояние между ними и боясь, как бы мужчина не услышал, как колотится в груди сердце. Вот бы только сейчас пройти мимо, отойти подальше, а там уж она как-нибудь справится с волнением.

– Здравствуй, Злата! – заговорил внезапно Дорош, поравнявшись с ней.

От неожиданности и звука его голоса Полянская, сбившись с шагу, чуть не упала и, испуганно подняв на него глаза, остановилась.

– Здравствуй, – хрипловато сказала она и кашлянула.

– Как поживаешь? Как дела? – спросил он, глядя на нее с улыбкой, все той же, знакомой до боли. – Говорят, ты великой артисткой стала и тебя даже по телевизору показывают! Врут, наверное.

– Отчего ж сразу врут? – чуть улыбнулась в ответ девушка. Не смогла не улыбнуться, глядя в его прямо-таки по-мальчишески веселое лицо и угадывая искорки смеха в темных глазах. И куда-то сразу исчезли и скованность, и напряжение, охватившее ее, в тот самый момент, когда он окликнул ее. – Правду говорят! Великой, может быть, я и не стала, но по телевизору меня действительно пару раз показывали! – с гордостью произнесла Злата.

– Интересно! Ну, значит, я тебя поздравляю! Правда, я всегда думал, что «звезды» – это такая обособленная категория людей, общение с которыми и их близкое присутствие немыслимы для нас, простых смертных. А ты вот так просто стоишь передо мной, все та же обычная девчонка! Трудно поверить, что ты «звезда». Зазнаешься теперь, наверное?

– Да как же! Никогда не была зазнайкой! А может быть, я еще не такого уровня «звезда». Вообще очень сложно достичь каких-то высот в сфере искусства, тем более исполняя народные песни. Но и за то, что есть, я благодарна богу! К тому же я очень сомневаюсь, что ты на самом деле так вот думал обо мне! – сморщила свой хорошенький носик Полянская, заглянув в его смеющиеся глаза в обрамлении темных пушистых ресниц. – Да и причин думать обо мне вообще у тебя в принципе не было, – добавила она. И это было правдой.