С Рудневым они приветствовали друг друга горячо, по-мужски – сначала обменялись резким рукопожатием, а потом коротко обнялись, похлопав друг друга по спинам.

– Сто лет не виделись, – объяснил белесый мужчина, бросив на Ирину приветливый взгляд. – Ты с дамой?

Руднев тут же перестал улыбаться.

– Да, Коля, познакомься, это Савченко Ирина Владимировна. Она сестра твоего арестанта.

Белесый тоже немедленно принял серьезный вид. Улыбка выключилась резко, как электрическая лампочка, желваки опустились и пропали, металлический блеск во рту исчез за сомкнувшимися губами. Это был знак, что пора брать инициативу в свои руки.

– Рада познакомиться, – Ирина в два широких деловых шага преодолела расстояние от двери до стола и протянула белесому раскрытую ладонь. Секунду поколебавшись, тот осторожно ее пожал.

– Фомин Николай Егорович, – представил белесого Руднев. – Мой старый знакомый.

– Да уж, – сказал Фомин и, криво улыбнувшись, показал на Руднева пальцем. – Почудили мы с Марком в свое время… Но, мне кажется, Ирина Владимировна явилась сюда в этот час не для того, чтобы слушать наши воспоминания.

– Я бы хотела увидеть своего брата, – сказала Ирина. – Это возможно?

Фомин покосился на Руднева. Тот был невозмутим и, кажется, очень занят тем, что искал по карманам зажигалку.

– Как скоро я могу сделать это? – спросила Ирина, почувствовав, что молчание затягивается.

Фомин поднес ко рту мощный кулак и издал раскатистый звук, означающий предварительное откашливание.

– Хорошо, Ирина Владимировна, я попрошу, чтобы его привели прямо сейчас… Но хочу предупредить: он не совсем трезв.

– Как сапожник или как милиционер? – тут же поинтересовался Руднев, прекратив поиски зажигалки.

Фомин улыбнулся.

– Как плотник…

– Ну, это не страшно. Во всяком случае, говорить он сможет.

Фомин кивнул, взялся за телефон и отдал соответствующие распоряжения. Потом предложил гостям сесть и сам опустился за свой стол, заваленный всяким барахлом: всевозможными канцелярскими принадлежностями, работоспособность многих из которых показалась Ирине весьма сомнительной, папками для бумаг и бумагами без папок, старыми газетами, потрепанными книжками карманного формата, а в центре стола находилась большая пепельница из черепашьего панциря, и была она с горкой завалена искуренными до фильтра окурками. Из пепельницы неприятно пахло, и Фомин, сообразив, что Ирина это почувствовала, поторопился отправить сие мрачное захоронение окурков на подоконник, где порядка было не больше, чем на столе.

Ждали недолго, пару минут. Затем из коридора послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и Ирина непроизвольно встала со стула.

– Егорыч, вот доставил твоего бандита.

Румяный милиционер с фуражкой, прилепленной к самому затылку, втолкнул в кабинет широкоплечего крепкого парня с корочкой запекшейся крови на лице. Он раскачивался, голова, опущенная ниже плеч, раскачивалась тоже; парень то и дело собирался придержаться за стену, но всякий раз оказывалось, что наручники, сковывающие руки за спиной, мешают ему сделать это. После третьей неудачной попытки парень глубоко вздохнул и, несуразно подергиваясь, вскинул голову. Криво и бессмысленно улыбнулся в пространство перед собой.

Ирина шагнула к нему и остановилась, не зная, что делать дальше. Она хотела взять его за руку, но поняла, что, не снимая наручников, это будет сделать невозможно, и вопросительно уставилась на Руднева. Понимающе кивнув, тот обратился к Фомину:

– Коля, нельзя ли снять с парня наручники? Куда он отсюда денется, а?

Фомин махнул рукой румяному милиционеру, и уже через несколько секунд Антон морщась растирал запястья.

– Что ты натворил, Тошка? – сказала Ирина вполголоса. – Что ты натворил?

Антон беззвучно усмехнулся.

– Тройка, – сказал он пьяным голосом.

– Что? – не поняла Ирина.

– Я говорю, что твоя попытка разыграть участие тянет на троечку. – Пожалуй, если бы Антон не старался скрыть свое опьянение, то его речь была бы разборчивей. – Или даже на три с плюсом. Поздравляю, ты делаешь успехи, Птичка!

Он театрально похлопал в ладоши.

– Прекрати, – сказала Ирина строго. Она не любила, когда кто-нибудь называл ее этим старым прозвищем, даже если это был ее родной брат. – Не смей так со мной разговаривать!

– Ты еще назови меня сопляком…

– Сопляк! – Ирина повернулась к Фомину. – Николай Егорович, можно я поговорю с братом с глазу на глаз?

– Конечно, конечно! – Фомин, закусив сигарету, потряс спичечным коробком, проверяя наличие в нем спичек, и направился к двери. – Я буду тут, в соседнем кабинете.

– Марк, ты слышал – я сказала, с глазу на глаз!

– Извини, Ира, – Руднев не двинулся с места, – но сейчас не то время, чтобы вести личные разговоры. Давайте условимся: сейчас мы будем заниматься только делом, а сантименты и ваши личные душевные порывы оставим на потом. – Он подошел к Антону и поводил перед его глазами указательным пальцем. – Ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Или будет лучше, если ты сперва проспишься? Мне нужна твоя полная откровенность. И взаимопонимание.