Наряд Лиры был восхитителен. Тонкая ткань комбинезона струилась по фигуре, как вторая кожа, но при этом, не выделяя мелких деталей особенностей женской фигуры. И это было настолько шикарно, насколько не вульгарно, словно выточенное рукой мастера произведение искусства. Сергею нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, чтобы ощутить под ладонями не великолепный шедевр скульптора, а настоящую, живую и теплую женщину, неуловимо пахнущую желанием и страстью.

— Приятного вечера, Лира! — ожил за спиной Кравцова Шторм. — Сергей хотел с тобой поговорить.

— Хорошо, — она чуть приподняла брови. — Но после спектакля. До начала минут двадцать, и не очень хочется говорить о делах. Мир, ты давно видел дочь?

— С Дарой я разговаривал по видео час назад. Она сейчас на глубоководной станции в Индийском океане. Я напомнил ей о твоей просьбе.

— Спасибо, Мир...

К ним подъехал элегантный робот-официант, удерживая поднос с высокими бокалами.

— Сергей, не хотите освежить горло виноградным соком? — Лира склонила голову к плечу. — Это не вино, принятое в вашем времени.

— Вы наслышаны о жизни в моей реальности?!

— Да, Мир рассказывал мне каждый раз, когда после перехода попадал в медицинский отсек.

— Надеюсь, он не ругался.

Лира весело рассмеялась. В отличие от Шторма, который, как казалось Сергею, начисто лишён эмоциональности, академик медицины будущего была более... живой.

— Нет, мы не ругаемся. Бранные слова уже давно нами не применяются в разговорах и научных дискуссиях, — Лира грациозным жестом ладони указала на поднос официанта. — Здесь много вкусов у сока. Попробуйте.

Кравцов взял бокал с соком, по-видимому, из красного винограда. Пригубил. Напиток оставил на языке приятное послевкусие и холодком проник в желудок.Через несколько секунд там образовался очаг тепла, и из него по внутренностям побежали ручейки. Они проникали в мышцы, в мозг, и заставили ускоренно биться сердце.

— Какое необычное ощущение! — восхитился Сергей, делая ещё глоток.

— Я знала, что вам понравится...

Солнце незаметно приблизилось к горизонту, и роща вокруг поля потемнела. Это было словно сигналом для начала представления. Под ногами чуть дрогнула земля, и Сергей увидел, как из неё вылезают четыре толстых столба, образовывая квадрат. Столбы росли около деревьев, вдали от скопления людей. Гомон голосов стих.

— Начинается, — еле слышно сказал Шторм, вынимая из уха гарнитуру, и ткнул Кравцова локтем в бок. — Смотри вон туда — на середину.

В выросших на большую высоту столбах-колоннах что-то щелкнуло, и четыре мощных луча пересеклись над толпой в середине поля, образовав плоскую световую поверхность. Сергей невольно вздрогнул от величественности происходящего и посмотрел вверх. От одной из колонн протянулась темная нить, соединяя столбы по периметру и образовывая огромный квадрат над головами собравшихся людей. Мгновение, и этот квадрат стал непроницаемо темным.

— Охренеть! — выдохнул Сергей в унисон с медленно нарастающей мелодией.

Кравцов не то, чтобы не любил музыку, она ему была безразлична. Типа, булькает там что-то в углу, да и ладно. Фон создаёт. Какого-то фанатизма у него к музыке никогда и не было. А уж караоке, куда любила захаживать Дашка, Сергей просто ненавидел. За то, что принявшие «на грудь» мужчины и женщины, начинали выть, стонать и орать дурными голосами под всякие ритмы, и в микрофон. Таких развлечений Кравцов не понимал, и не раз ссорился с женой из-за этого.

Мелодия, зазвучавшая над полем, была иного «свойства». Маэстро будущего сумел так скомпилировать звуки, что они не звучали фоном. Звуки будто проникали внутрь тела, вызывая дрожь, и бег мурашек по коже. Сознание столбенело при восприятии, а частоты будоражили чувства до такой степени, что слезы брызнули из глаз.

Световая поверхность, висевшая посередине, вдруг взорвалась множеством искр, разбросав их вокруг, и толпа дружно охнула... На светящейся арене стояли пары.

Изображение мужчин и женщин в этих парах было настолько реалистичным, что Сергей не поверил, заворожённый зрелищем. Их рост был метра под четыре, если не больше. А когда пары начали танец под музыку, то Кравцов пошатнулся, на миг, почувствовав, как неожиданно ослабели его ноги.

Пары медленно закружились, будто показывали всё изящество тел танцоров и великолепие нарядов, а потом звук резко увеличился...

Костюмы танцоров искрились, разлетаясь блестками при резких движениях. Танцовщицы страстно изгибались, а танцоры чувственно вели партнёрш внарастающем ритме. Покрытие площадки под ногами танцующих то взлетало брызгами воды, то клубилось паром, то разлеталось песком. Незаметно менялся ритм — незаметно менялись движения. От плавных, до резких. Длинные волосы танцующих женщин перекатывались волнами в такт движениям, меняя направление. Длинные ноги, скрытые под сверкающей одеждой, взметались вверх и в стороны, грациозно изгибаясь в коленях. Одежда тоже взлетала, обнажая на короткий миг подрагивающую в резком движении грудь и бедра танцовщицы, обтянутые белоснежным бельём, резко контрастирующим с загорелой кожей.