Анатолию в жизни не везло с детских лет. У всех детей как у детей, а у него как изгоя какого. На речке, где воробью по колено, он умудрился утонуть. Вытащил его уже без сознания соседский мальчишка на год младше его. Дома на него набросился баран и долго катал по земле, богато унавоженной. Да что там баран! Петух, родной петух Петька, которого Толя кормил с ладони почти каждый день, кому любовно наливал свежей водички, и тот гонялся за ним по двору, распушив хвост, надув зоб. Подросши на столько, что мог вполне работать на лошадке в колхозе, как это было со всеми другими мальчишками его лет, с ним такого не случилось. Самая смирная кобыла колхоза сбрасывала его со спины, как что-то ненужное и позорное. А когда он научился сидеть, не ёрзая своим костлявым задом по такому же костлявому хребту кобылы, она всё же умудрилась выразить своё презрение – укусила его за ногу. Её жеребёнок перенял по наследству неприязнь к неудавшемуся кавалеристу, он так и норовил лишний раз лягнуть своим острым копытцем как можно больнее.

Все болезни, какие только не заносил ветер в их края, присасывались к мальчишке тут же и накрепко, не выискивая других любителей поваляться в постели. С одной стороны, оно и хорошо: лежи себе, поплёвывая в потолок; и воды не надо таскать с речки для полива огорода, и телёнка не надо искать в поле под дождём, ничего не надо. На вопрос мамы: «Чего тебе хочется, сынок?» Отвечать тихим голосом: «Сладкого морсику со сладким пирожком». Будучи школьником, попадал на глаза директору с чужой сигаретой в руках, пока хозяин её отлучался на минутку и давал подержать её. Уже юношей ему не везло с девочками. У всех были подружки, его же, как чумного, обходили стороной. Пускай бы только обходили, они же фиг знает, что о нём говорили, какие только небылицы не придумывали! Совсем уж было ему повезло: заметил улыбку на веснушчатой физиономии Коркиной, как показалось, адресованной ему, и он подскочил к ней с каким-то придуманным второпях вопросом. Она брезгливо передёрнула острым плечиком и сказала, что от него колбасой воняет. Колбасой он вонять никак не мог уже потому, что не ел её с Рождества. Тогда отец заколол кабанчика, и мама наделала колбасок. Так когда это было!

«Неужели запах так долго задержался?» – подумал тогда Толька, обнюхал втихаря рукава, подол свитера, но так и не уловил колбасного запаха. «Сама нажралась колбасы, а на других спирает», – решил он и успокоился.

Вот и школа позади. Приехал в город поступать в сельскохозяйственный техникум и в первый же день попал под машину. Поломало ногу. В больнице собрали и срастили кости, нога получилась прямой, прямее даже чем была, но во время массажа медсестра её заново отломала. Срастаться прямой нога наотрез отказалась и срослась абы как. Ко всем неудачам добавилась безобразно кривая нога. Техникума нет, нога кривая, на работу, где можно что-то заработать, не берут, а годы бегут… Вот уже двадцать с большим хвостиком, а за душой ни образования, ни денег, ни семьи. Хоть в петлю лезь! Судьба сжалилась и придумала Анатолию ещё одно испытание: свела его с женщиной, которая устроилась на освободившееся место на работе рядом с ним. Маленькая, толстая, с глазами кисельного цвета, тонкими губами и громким голосом она сразу показала, что никому подчиняться не собирается. Анатолий за десять лет работы в цехе по изготовлению картонных коробок выбился в начальники, был старшим сборщиком, и все новенькие должны были подчиняться ему. И тут такое. Короче, долгая война между старшим участка и строптивой дамой закончилась женитьбой. Условной. Без регистрации брака, без куклы на капоте, вообще без всякой суеты и шумихи. Первое время вроде бы даже как-то окрылило жениха, он понял, что не так страшен дьявол, как его малюют. Даже много хорошего есть в женитьбе: не надо варить себе, есть кому и постирать, да и под боком иметь жену разве лишне. Потом жизнь вползла в глубокую колею, выбраться из которой уже не было сил. «Вон сосед моложе тебя, а у него и квартира, и машина, икру едят ложками, а мы ютимся у мамы в двушке»; «Твой дружок купил своей шубу, а я в пальтишке с протёртыми локтями», «Жрать мы все горазды, а заработать лишнюю копейку нас палкой не заставишь». Поразмыслив в постели чёрной дождливой ночью, Анатолий решил покончить со всеми неудачами раз и навсегда. Готовился он к этому решительному шагу ровно неделю. Навестил отца с матерью, съездил в деревню к старшему брату, увидел, как тот живёт и убедился в правильности выбора: брат жил ещё хуже Анатолия. Рано утром он оделся в чистое и сиганул с балкона. И тут ему не повезло в очередной раз! Он остался жив. Видать, третий этаж не предусматривает мгновенную смерть самоубийцам, а обрекает их на увечья. С горечью подумал тогда, что надо бы с верхнего, девятого, да как сказать хозяевам, чтобы пустили спрыгнуть с их балкона. Заподозрят ещё неладное. Так и получилось, что к одной кривой ноге добавилась вторая такая же. Жена принесла в больницу сумку с его вещами и сказала, что с этой поры он волен жить как ему захочется. Жить как захочется мало кому удаётся, а нашему герою так и думать об этом не было нужды. И жить как жил тоже осточертело. Он стал собирать в больнице снотворные таблетки, чтобы потом, когда наберётся их горсть, все разом проглотить и тихо покончить с неудачами. У другого так бы и получилось, только не у него. Сосед по койке в палате заметил, что его сосед не дышит, тут же приковылял на пост и высказал дежурной сестре свои подозрения. Неудачника очередного покушения на свою жизнь откачали, промыли, пожурили… Выписался Анатолий из больницы в весенний ясный день с двумя кривыми ногами в одну сторону, с двумя поломанными рёбрами, с язвой желудка и оптимистическим настроением, внедрённым в его душу психиатром, назначенным для опеки над ним. Глядя на яркое тёплое солнышко, ковылял по пыльной обочине и тихо напевал: «Куда пойти теперь солдату? Кому нести печаль свою?» Звук догоняющей машины не насторожил его. И даже когда что-то жёсткое тупо садануло его по голове, он не сразу понял, что это касается его. Только свалившись в канаву с лужей, осознал, что от судьбы не убежать.

Сергей совершенно случайно увидел в зеркало, как что-то мелькнуло и исчезло в канаве.

– Останови-ка! – приказал он водителю КамАЗа, на котором везли они доски. – Что-то не то.

Действительно, не всё было ладно – одна доска сползла вбок и колебалась незатухающим маятником. Сергей заглянул в канаву: там лежал человек и дрыгал страшно кривыми ногами.

– Приехали, – прошептал он. – Только этого мне не хватало.

Человек в луже перевернулся на бок, потом на живот.

«Наш поросёнок Борька точно так же в луже купаться любил», – пришла никчёмная мысль.

Человек встал на четвереньки, потом на ноги. Сергей зажмурился, представив страдания человека с переломанными ногами, ждал душераздирающего крика. Не дождавшись, приоткрыл один глаз, потом второй. Человек ковылял к нему, потряхивая головой.

– Вы не в сторону Вишнёвки? – спросил человек слегка весёлым голосом.

– За Вишнёвку, – ответил Сергей, не приходя в себя.

– Подбросите? – попросил человек на кривых ногах.

– Подбросим, – согласился Сергей, ожидая ещё чего-то необыкновенного. «Он в шоке, – рассуждал Сергей. – Шок пройдёт, и он шмякнется без чувств».

– Вот хорошо! Как мне повезло! – залепетал человек, широко улыбаясь.

– А… – потянул Сергей. – Это… с вами всё в порядке?

– Да. Всё хорошо.

– В канаве что делали?

– Да что-то меня дербалызнуло по башке, я туда и свалился, – не переставал улыбаться человек. – Подождите немного, я за шапкой сбегаю. Свалилась где-то.

– Садитесь в машину, – распорядился Сергей. – Шапку я вам принесу.

Когда появилась Вишнёвка, человек забеспокоился, заёрзал на сиденье.

– Мы вас довезём, куда надо, – заверил Сергей, представив испытания человека с необыкновенной кривизной ног, и как он передвигается на них по ухабистой дороге.

– Спасибо! – заулыбался человек. – Да я бы уже и так дошёл. Это ж сколько бы я брёл, не встреть вас.

Сергей, скрывая улыбку, подумал: «Для этого пришлось получить “по шапке”. Слава Богу, обошлось лужей».

– Вон у того дома остановитесь, – показал человек на неухоженный дом с кривым пряслом, частично ушедшим на дрова, с просевшей шиферной крышей. – Там мой братишка.

На звук остановившейся перед избой машины, откинулась грязная занавеска на мутностекольном окне, показалась всклокоченная голова. Пуще прежнего заулыбался мужичок, радостно замахал руками. Лохматая голова не спешила проявлять ответную радость. Когда гость подходил к крыльцу, дверь сеней распахнулась, и под ноги ему сердитая баба выплеснула помои. Смерила уничтожающим взглядом улыбающегося родственника-неудачника, крутнулась и исчезла в темноте сеней. Но и такой приём не смутил гостя. Не дойдя до крыльца, он остановился, махнул рукой, как махнул некогда Цезарь, переходя Рубикон, и заковылял к машине. Сергей с водителем ждали чего-то, сами не зная, чего.