Шрифт:
И, слышал, полсотни их тусит в вирте на дежурстве отыграть подсказку духов. То есть, как они это умеют, незаметно и ненавязчиво стать другим человеком и подумать какую-нибудь умную мысль – так, что другой и не заметит, что ему духи подсказали, и спишет всё на инсайт.
Технически, так может любой читель, и я так тоже могу. Но – не со всеми, и не всегда и не всё. Потому что моя цель – учить быть собой и жить самостоятельно. Ан не генерить инсайт ат плакплаков сапорту, сорян мой эбоник мову.
Короче, я закурил и шумно задумался, что происходит и что делать.
И ответ-то я какой-то получил. Но неожиданный. Посетила меня мысль, что это вообще не вирт, а реал из параллельной ветки плоского времени. Ну, как бы тот же вирт, только не компьютерный, а волшебный. В смысле, который видит в своей сфере видения один из нечеловеков, для которых время – плоское и наблюдаемо всё сразу со стороны. А меня угораздило попасть к нему в сон. И ничего тут не тренируют и не тестируют, и вообще никаких целей и задач у меня нет. Можно раздолбайствовать как угодно. Не забывая, правда, что мейнстрим истории тут стандартный, и актуальность за любую попытку влезть в макропроцессы будет насыпать обратку на грани вероятности. То есть докладную товарищу Сталину про промежуточный патрон и командирскую башенку – похерят, ибо мейнстрим истории не докатился до точки событий, где накоплено массовое осознание потребности. А если попытаться свершить подвиг – то, может, и прокатит, а может, и случайная бомба прилетит. На войне их много. Сдесайдит какой-нибудь сталинский сокол свернуть влево, напорется на люфтвафлей, те сначала повернут чуть-чуть, а потом пересруться бомбами, чтобы удирать легче было.
Ну и даже если прокатит – вымотает так, что сил больше ни на что не останется. Подвиг мейнстрима в одну каску – он такой. Это вам не танком дивизию останавливать.
Одна радость, что тележка с Барбосом от поломок внезапных защищены. Ибо аппаратно – колонии бактерий, которые любят погреться в костерке и всё такое. А по управляющему ядру надо палить психотронным лазером, и то получиться лишь оглушить на пару дней и характер испортить.
Короче, пришла мне вот такая вот мысль. Это – какая пришла.
А следующая была, наверное, моя. Очень, до слёз, весёлая.
Подумалось мне, что это мне поджопник такой, что в учителях засиделся, хотя уже, в общем-то, прошёл и пора дальше по варнам двигать в игроделы. То есть сидел я сидел, учил людей жить, в том числе – понимать макропроцессы и пользоваться ими. А тут – вот. Иди и эпически убейся об защитную реакцию мейнстрима истории.
Ну, как бы тебе донести эмоцию? Это что-то типа если бы жил себе и людям дрессировщик собак, всю жизнь натаскивающий маленьких пушистеньких серьёзных щенят полезным навыкам. И ему тут на старости лет взяли и поставили задачу сделать так, чтобы огромная куча этих щенят его загрызла. То есть надо загнать их в угол и довести, чтобы бросились и загрызли.
Смешно, в общем.
Но посмеяться я отложил. На ситуацию, когда расскажут тупой анекдот, и надо будет изобразить. И увлёкся событиями на полянке для сбора данных, что делать с вот этими вот этими.
В тесте или тренировке всё было бы понятно. Чернявая – жертва, гарантированный труп и грузило для команды. Рыжая – потенциальный боец, если получиться вправить мозги. И красный свисток для врагов, если мозги вправить не получиться. Кэп – административный ресурс строить всех, кто попадётся под руку. Но сначала надо его самого построить, иначе сам попадёшься выполнять важное задание по проносу в тыл важных секретных бумаг.
Но я подесайдил считать, что это – актуальность с повышенной хаотичностью. То есть, например, все вокруг наглухо больны на всю голову и вопрос лишь в том, как часто меняется заболевание и на какое.
Хотя с другой стороны, в актуальности, в отличие от вирта, можно было полагаться на чуй.
Кэп, осмотрев из кустов картину, поправил в кустах фуражку и вышел на поляну. Рыжая уже пристроила зашитую юбку обратно и возилась с автоматом, а чернявая сидела в зашитом лифчике и закруглялась с пришиванием пуговиц на китель. Так что кэпа они заметили не сразу. Рыжая сначала нацелила на него автомат. И только разглядев, встала смирно. Чернявая продолжила пришивать пуговицу.
Кэп осмотрел картину, и представился:
– Капитан НКВД Нагорный. Иван Петрович
Чернявая томно протянула:
– Военфельдшер 8 батальёна 26 дивизии Блюм. Сара Исакиевна
Рыжая мрачно доложилась:
– Ефрейтор Габова. Мария Валерьевна.
Я подумал-подумал, и подумал пока не представляться.
Кэп показушно осмотрелся, остановил взгляд на Исакиевне и спросил:
– Сара, что произошло?
Она вздохнула и страдальчески-монотонно отчиталась:
– Вывозили раненых. Натолкнулись на немцев. Они стояли, мы не услышали и выехали. Они наставили оружие, заставили сдаться. Потом застрелили возниц из неходячих раненых, нас начали насиловать. Потом почему-то потеряли сознание. Я взяла наган и застрелила их.
Кэп ещё раз осмотрелся, посмотрел на Машу, пыхтящую по стойке смирно, спросил:
– Есть что дополнить, товарищ ефрейтор?
– Так точно! – буркнула Маша. – Из четверых насильников один не терял сознание, а получил рассечение левой сонной артерии и после моего пинка в харю истёк кровью.
Сара кинула на Машу злобный взгляд исподтишка. А я отметил, что эмоционируют-то они все вовсю, но тупые, как малоресурсные комботы.
Маша же покосилась на телеги и добавила сквозь стиснутые зубы: