– О чём это вы, молодой человек? – предельно хладнокровно (мол, не стоит нас тут запугивать) и жёстко задаётся вопросом Анатоль Зазнавский.

– О том ружье, которое должно выстрелить, если оно висит на сцене. – Как само собой разумеющееся говорит Адам, да ещё так бесхитростно, что все члены комиссии были убеждены Адамом в том, что это ружьё и в самом деле сейчас где-то висит на сцене, где они все находятся и проводится этот конкурсный приём в труппу театра. Ну и как следствие этого своего убеждения, все сидящие за столом члены комиссии с правом решающего голоса естественно – их число варьировалось от трёх до четырёх (тот из них, кто вносил вот такую числовую неопределённость, был временно исполняющий директора, Станислав Немыслящий, который по этой выше озвученной причине не в полной мере мог исполнять свои функции, вынужденный прислушиваться к мнению уже давно утверждённых и исполняющих свои должности товарищей) – и даже присутствующие в качестве сторонних наблюдателей для массовки как обычно люди из числа актёрской массы, плюс сидящая за отдельным столиком так называемая стенографистка, кто для отчёта фиксировала результаты прослушивания, начали сперва переглядываться друг с другом, явно подозревая друг друга в наличие скрытого от всех соучастия с этим Адамом. Кому он решил поспособствовать в поступлении за хорошее с его стороны вспоможение, придумав этот трюк с ружьём.

Правда, в чём тут заключается фишка, никто так понять и не может. И тогда все начинают оглядываться по сторонам, ища там за что мог бы зацепиться этот провокатор Адам, сумевший всё-таки их вывести из себя и не сидеть сиднем на одном месте.

И больше всех других выведен из себя Анатоль Зазнавский, не привыкший, когда им таким образом крутят и понукают. Это прерогатива находится в его руках, и он не позволит никому, чтобы им так пренебрегали.

– Выражайтесь ясней. – Предельно строго, и он не позволит тут над собой шутить, обращается к Адаму Анатоль Зазнавский.

– Куда уж ясней. – Уже без всякого заикания со своей стороны, предельно чётко игнорирует взглядом Анатоля Зазнавского Адам, на кого смотреть приятного мало, смотря и обращая общее внимание в сторону всего того, что находится ниже крышки столика, за которым сидит эта стенографистка и на которой помещены её руки и она сама. А вот что находится ниже этой крышки, складывается такое у всех туда посмотревших людей ощущение, что всё это живёт своей отдельной жизнью, совершенно не похожую на ту что сверху, и за которую мол, не отвечает вся эта деловитость и прилежность исполнения своих деловых качеств стенографистки, позволяя себе откровенные выпады в сторону некоторых людей в приёмной комиссии, кто облечён тяжёлой ответственностью нести груз супружеской верности, когда мир так представителен и изощрён в своём разнообразии предложений для одинокого, но разгорячённого сердца.

Ну и когда все увидели то, что все давно уже увидели и даже заметили, но вслух этого не признавали из чувства ответственности перед своими теми соплеменниками, кто не обладает ещё в себе крепкой основательности и верности своим убеждениям, то трудно объяснить, что нашло на выразителя общего мнения Анатоля Зазнавского, заёрзавшегося на своём стуле так, как будто у него в заднице не обязательно фигурально, засело шило.

И хотя Анатоль Зазнавский заслуженно стал притчей во языках за его спиной и в разговорах в кулуарах в сторону такой его характерной данности – нет в нашем театре человека более категорически мыслящего и одновременно бессмысленно тратящего наше время, кому до вот такой зудящей в заднице степени не сидится на одном месте, его видите ли ничего не устраивает и не удовлетворяет и он хочет изменить весь мир в классическом его понимании и позиционировании (а ещё говорит и утверждает, что основа его мировоззрения это классицизм в самой его натуральной форме), что нет в нашем хоть одного человека, кого бы он оставил в покое и не достал своими отповедями – тем не менее это форменное безобразие так быть предвзятым к всего лишь желанию человеку почесать в себе то, что у него чешется. А чесаться может в любом месте, в том числе и в таком, о котором в культурном обществе не упоминается и будет грамотно в таком случае себя везти, не замечая этот вопрос всего лишь природного принуждения.

А между тем, люди здесь находящиеся, хоть и представляют собой самые сливки культурного и интеллектуальной слоя общества, тем не менее, это не только не отменяет их более чем большую пристрастность к ближнему своему, в особенности если он твой товарищ и коллега по представительству себя в культуре, а скорей всё это делает их более беспощадными к любого рода отхода отклонениям в сторону бескультурного поведения своего коллеги. Который может, конечно, ошибиться, оступившись, но только на первоначальном этапе своего становления, а так как все здесь собравшиеся люди все уже заслуженные деятели наук и культуры, то они не могу ждать поблажки от своих коллег, являясь нравственным ориентиром для общества.

Так что Анатоль Зазнавский был в момент заподозрен в слишком широких взглядах на действительность в лице этой молоденькой стенографистки. Чьё здесь нахождение в таком неприкрытом виде компрометировало руководство театра в лице Анатоля Зазнавского. От которого все ждут прорывных постановок, а как всеми сейчас прямо выясняется, то Анатоль всего лишь конъюнктурщик, способный только на фарс, ну или на самую мелкую и пошлую стереотипную интрижку.

– Да уж, не ожидали мы от тебя, Анатоль, такого падения нравов. – Суровым взглядом заметил директор не просто театра, а всей его хозяйственной деятельности, в сферу которой входят и личностные отношения между записанными в его штат людьми (и не важно какой профессии), Станислав Немыслящий на недопустимость такого поведения Анатоля, использующего своё служебное положение в продвижении своих личных целей.

А Анатоль, прошу не забывать, что Альфонсович, в предел обескуражен всеми этими намёками, не имеющими под собой никаких документально зафиксированных обоснований и фактов. И если молодая девушка по своей глупости и недалёкости, а также по подсказке её природы, пользуется отведённым природой временем своего цветения, раскрываясь перед всеми, как цветы в сторону солнца, ничего в себе не прикрывая и выставляя напоказ всё самое принципиальное и притягивающее в её сторону ваши инстинкты и рефлексы, то спрашивается, причём здесь он, если она надела на себя такую юбку, чья единственная задача о себе заявить.

– У нас свобода выражения своих мыслей. Не так ли? – возмущённо смотрит в ответ Анатоль.

– Но не нравов. – Колко заметила Анатолю на его передёргивания фактов заведующая костюмерной, Зинаида Леопольдовна, чисто из профессиональных соображений, и не дай бог о ней вы подумаете, как о непрофессионале.

– Из чего, собственно, весь этот сыр-бор? – а вот здесь Анатоль перешёл все допустимые в культурном и воспитанном обществе границы невоспитанности, обнаружив в себе неизжитые очаги просторечья и простоватости. И если насчёт его закидонов в сторону бульварной прессы и альковных интриг, что положительно влияет на интригу вокруг его новой постановки, никто не имеет ничего против, то никто не потерпит допуска до себя вот такого, в сторону человеческой среды отклонения в форму бытийного просторечья.