Шрифт:
– Да, спасибо, – признательно выдохнул молодой человек, взяв графин.
– К чему спешить с разговорами, если они не ладятся ежесекундно? – вкрадчиво произнес Моретти, тепло улыбаясь. – Не спешите, месье, если вам угодно.
Вода прояснила взор и мысли Гаэля; он опустился на предложенный стул и тут же стремительно поднялся, глядя прямо в глаза верного слуги.
– Как же я вам благодарен, – молвил юноша и заключил в объятия старого друга. – Как же я вас люблю!
Растроганный старик что-то забормотал и смутился. Оправившись от порыва чувств, Гаэль переменил встревоженность на серьезность.
– Я знаю обо всем. О тех трудных годах, о том, что вы были единственным помощником моего отца. Прошу… – он запнулся, пытаясь найти слова. – Расскажите мне больше. Мне необходимо это знать.
В тишине прозвучали мерные удары секундной стрелки; еще пару таких биений слуга и молодой господин смотрели друг на друга.
– Вспоминать не легко, – отводя взгляд, сказал Моретти.
– Мой добрый друг!.. – взмолился гость.
Переменившись в настроении, слуга поплелся к небольшой тумбе и молча извлек из нее желтоватый конверт с нетронутой сургучной печатью.
– Вы нарушали обещания? – спросил он перед тем, как вручить письмо.
Гаэль недоуменно качнул головой, вперив глаза в неизвестную вещь.
– А я делаю это сейчас, – протянув конверт молодому господину, изрек Моретти. – Можете ли вы не говорить синьору Равелло, что это письмо у вас? Я был бы вам благодарен.
С удивлением и трепетом рассматривая отданный клочок памяти, Гаэль едва услышал просьбу старого друга, однако кивнул.
– Про что здесь написано? – понизив голос, спросил он.
– Это письмо вам, – прозвучал ответ.
– Мне? От кого?
– От синьора Равелло.
В полном изумлении юноша нахмурился и некоторое время молчал. Затем, перешагнув через потрясение, он спрятал конверт во внутренний карман пиджака.
– Спасибо огромное, дорогой Моретти! – поблагодарил незваный гость.
Старый слуга, не поднимая головы, кротко кивнул; сжатый и подавленный, – таким его запомнил Гаэль, уходя.
Отъезд
Утром Тома разбудили голоса, звучавшие под окном. Один из них принадлежал Гаэлю, только то, что он говорил, мальчик разобрать не мог. Потянувшись, он бросил мутный взгляд на саквояжи и вспомнил про отъезд. Гаэль вчера вечером предупредил маленького брата, и теперь малыш ждал этого не меньше.
Тома протяжно зевнул.
Покинув теплую постель, он выглянул в окно. Его старший брат, облаченный в дорожную одежду, разговаривал с синьором Равелло. Неожиданно прервав беседу, Гаэль поспешил к дому и скоро показался в дверном проеме, за спиной Тома.
– О, ты уже проснулся! – сказал он, входя. – Я не хотел тебя будить, ты спал так крепко.
Мальчишка обернулся и нетерпеливо воскликнул:
– Но я уже готов ехать!
– Прекрасно, однако стоит поесть перед дорогой, – остудил его пыл Гаэль.
Он распахнул дверцы платяного шкафа и снял с вешалки одежду своего спутника. Придирчиво глядя на поношенную рубашку и стертые на коленях брюки, студент заявил, что в Париже он обязательно подберет для Тома новый костюм.
Юноша удалился, и малыш, спешно переодевшись, вслед за ним спустился на первый этаж.
Позавтракав тостами с медом и молоком, путники сердечно распрощались с синьором Равелло и Моретти и покинули милый двор. Ближе к центру города они нашли карету и на ней направились в Париж.
В полдень карета завернула на улицу Гренель.
Тома не мог усидеть на месте, постоянно вертя головой в разные стороны, всматриваясь в лица прохожих, в окна зданий и витрины магазинов. С его губ неустанно срывались краткие восторженные восклицания. Иногда обращая внимание на Гаэля, мальчик подмечал его угрюмость, ему не свойственную, и тоже погружался в трясину серьезности; но неизведанные звуки и новые голоса, слышимые всюду, завладевали им и восполняли озорство.
Путники сошли на улице Бельшас.
Затекшие за время поездки, ноги Тома слегка подрагивали. Он списывал все на волнение, и это было правдой; мальчик крепко сжимал клочок рукава старшего брата. К слову, Гаэль тоже переживал, что малыш замешкается и потеряется, но руки его были заняты саквояжами.
– Мы уже пришли, – сообщил юноша, останавливаясь у трехэтажного здания.
Квартира Гаэля располагалась на втором этаже. Прихожая, единственная просторная комната, совмещала в себе функции гостиной и зала. Огромное преимущество вносило расположение жилища; солнце било в окно, потопляя все пространство приятным светом. Под этим же окном распластался дешевый коврик, потрепанные углы которого уходили под клетчатые кресла. Слева от входной двери находились крючки предназначенные для одежды, обычно одиноко пустые.