– Я русская, – наконец выдает «американка».

О-о, это многое объясняет… Стоп! Чего? Русская? В смысле?

Явственно слышу в голове бесячий звук всплывающего окна Error. Пытаюсь осмыслить, но чертов «та-дам» отстреливает каждый раз, когда я мысленно повторяю: «Русская».

– Погоди… Как это? Почему ты русская? В смысле действительно русская? То есть родом из России? Балалайки, медведи, водка?..

Хоук важно кивает, кратко подтверждая ответ на родном языке, и словно взрывной волной меня откидывает на спинку скамейки.

Проходит, по крайней мере, пять минут, прежде чем начисто сбитая система заканчивает дефрагментацию диска, точнее, мозга, и я невероятным усилием воли складываю воедино факты, согласно которым решил, что «заблудшая» – американка, начиная перечислять доводы вслух:

– Твое имя очень американское, то есть совсем американское, и ты прилетела из Штатов. Я видел бирку на чемодане. Говоришь на английском без акцента. В списке кандидатов стояла пометка о дипломе Калифорнийского технологического института. А теперь, получается, русская?

– Да, понимаю, – невозмутимо отвечает девушка. – Мэри Хоук звучит сугубо по-американски. Мне было проще изменить имя, пока я училась в Америке, чем пытаться каждого встречного научить произносить Маша или Мария правильно. А фамилия моя – Соколова. В переводе на английский и есть Хоук.

– Ма-ша… – по слогам протягиваю я, примеряясь. И совсем не сложно. – Тогда понятно, почему Маша из России… – Саркастически улыбаюсь и добавляю: – Так бодро расправилась с соджу, которое я, вообще-то, покупал себе!

Мэри, которая Мария, которая Соколова, которая не американка, а русская, звучно цокает языком, в очередной раз намекая, что шуточки у меня дурацкие. Снова улыбаюсь, не знаю почему. Вероятно, из-за того, что девушке удалось меня удивить, а подобное случается нечасто, я бы даже сказал – никогда. Привычка все контролировать начисто избавила мое «завтра» от спонтанностей и неожиданностей. До вчерашнего дня…

До того мгновения, когда я увидел на пешеходном переходе потерянную иностранку.

Хм… Мэри, нет, Мария сделала невозможное – обратила мои константы в переменные.

– Ладно, поздно уже, наверное, пора домой… – спохватывается и внезапно вскакивает на ноги Хоук, черт, Соколова.

Из-за путаницы с именами не успеваю ни возразить, ни вообще хоть как-то внятно среагировать, просто смотрю, как собеседница начинает собирать остатки ужина, складывая мусор по пакетам.

Молча следую примеру: передаю девушке приборы и использованные салфетки, после чего обращаю внимание на неуклюжие ковыляния к урне. Должно быть, сегодняшнее падение усугубило вчерашнюю травму – моя вина…

– Болит? – скорее констатирую, нежели спрашиваю.

Мэри, по обыкновению, отмахивается, заверяя, что все в порядке. Конечно, а то я не вижу – поджимает лапу, как свалившийся с крыши котенок.

Недолго думая, присаживаюсь на корточки перед девушкой, похлопывая себя по плечу. Донести потерпевшую до отеля – меньшее, что я могу сделать.

Проходит пять секунд, десять – никакой реакции. Уснула, что ли?

Оборачиваюсь, глядя в неморгающие карие «блюдца», излучающие замешательство.

– Чего стоишь? Запрыгивай, – объясняю на тот случай, если янки (ащщ!!!) – русская не понимает, что от нее требуется, и для большей убедительности снова стучу ладонью по загривку.

– Серьезно? – еле шевеля челюстью, уточняет Маша, а я уверенно киваю. – Ладно, но потом не упрекай, что я на тебе езжу, – предупреждает она и осторожно забирается на спину.

Дожидаюсь, пока «ноша» устроится поудобнее, тут главное – как следует схватиться, что с мотоциклетным шлемом в руках не слишком просто. Аккуратно поднимаюсь во весь рост, прижимая к торсу стройные ноги. Мельком гляжу через плечо. То, что девчонка легкая, мне давно известно, и, к счастью, до отеля совсем недалеко, выдохнуться не должен.

– Готова? – интересуюсь из вежливости и, получив тихое согласие, выдвигаюсь в дорогу.

Путешествие начинается в абсолютной тишине, что полностью меня устраивает. Хотя некоторое время спустя, когда в голове начинают крутиться теории и планы, связанные с «Пак-Индастриал», ловлю себя на мысли, что болтовня спутницы сейчас была бы как нельзя кстати. И о чудо! Как по заказу Мария начинает говорить – почти шепотом, щекоча дыханием шею за ухом.

Соколова рассказывает об отце, и с каждым ее словом становится все труднее переставлять ноги. Тяжесть обрушивается на плечи неподъемным грузом, придавливая к земле. Но виной тому не девчонка, обнимающая и льнущая к моей спине так, будто я – ее последняя надежда на утешение. А ненависть, живущая в душе долгие годы и вынудившая совершить поступок, из-за которого сегодняшняя ночь будет нестерпимо долгой, а сон – тревожным, полным вины и сожалений. И пусть фатальных последствий удалось избежать, эластичного бинта на худенькой лодыжке и содранных в кровь женских ладоней более чем достаточно. Я поступил плохо. ТОЧКА!