Люстра под потолком хорошо освещает комнату. Но на гриве Зайкиных черных волос, с прямой челкой по брови, нет ни единого блика от лампочек. Ее волосы словно поглощают свет. Они чернее черного. А ее кожа – наоборот, как будто излучает какое-то едва уловимое свечение. Она белее белого.

Зайка как-то говорила, что у нее румынские корни. Ее европейские черты лица и черные волосы вполне соответствуют румынскому типу внешности. Только мне всегда думалось, что кожа у румын смугловатая.

Любуясь на Зайкин аккуратный вздернутый носик, на пухлые губки и на огромные глаза с черными бровями, говорю:

– Внешность не главное? Серьезно?

Зайка отвлекается от фильма.

– Ну коне-е-ечно! – растягивает она и легонько надавливает указательным пальцем на кончик моего носа. – ПИП!

Она всегда так делает. Сморозит что-нибудь с умным видом, а потом это вот: «ПИП!» – и я чувствую себя полным идиотом. Например, лезет ко мне в тарелку, хотя до этого сама отказывалась от еды. И ведь знает, что я этого терпеть не могу, и все равно – ПИП! Прошу не трогать мою еду, а она в ответ называет меня жадиной и – ПИП!

Или вот когда закидывает в стирку свои шмотки, перепачканные кровью. Остальные вещи в бельевой корзине потом ведь замучаешься отстирывать. На мой тихий бубнеж только: «Ну За-а-ай! Ну у меня ведь эти дни!» Я говорю, что это ненормально. Столько крови и так часто. А в ответ: «Ну конечно нормально, глупый. Я же де-е-евочка! ПИП!»

Интересно, нормальные люди с нормальной внешностью могут качать права из-за подобного? Или даже расстаться? Нормальные, может, и могут. А ты даже не думай возникать, Зайцеглист.

Фильм приближается к концу. Герои разматывают упырей колами, крестами и святой водой. Они стреляют по окнам, и солнечные лучи, проникающие сквозь разбитые стекла, испепеляют кровососов в прах.

Зайка смотрит в экран, сидя на диване по-турецки. В руке у нее тлеет сигарета, а на столике рядом с диваном – полная пепельница, похожая на ежика из окурков и горелых спичек.

– Какие глупости. – Она пальчиком стряхивает пепел с сигареты. – Не все вампиры боятся солнечного света. А тут прям толпа солнечных бояк собралась. Не бывает такого.

Протирая слезящиеся от дыма глаза, говорю:

– Не бывает? Точно?

Зайка приделывает «ежику» еще одну иголку.

– Ну конечно, глупый! – она округляет глаза. – Некоторые, может, и боятся солнца, но не все же подряд. Это типа аллергии. Вот представь себе, что в каком-нибудь баре собралась толпа людей, которые все до одного чихают при виде котиков! Ну ерунда ведь! – пожимает она плечами. – Или фода сфятая, котофой они тут фсех полифают. Ферующим она, мофет, и фредна. Но не фсе фе фампифы ферующие.

Когда она так возбужденно лопочет про своих любимых кровососов, то иногда немного шепелявит. Она так быстро тараторит, что язык задевает ее очаровательные верхние клычки. Маленькие, но острые. Иногда, во время этого, она кусается. Не до крови, конечно, но ощутимо. И дико приятно.

Смотрю, как она хмурит брови, и, стараясь не улыбаться, говорю:

– Верующие вампиры?

Не заметив сарказма, она отвечает, немного успокоившись:

– Ну да. Вон Дракула. – Она кивает головой куда-то в пространство. – Был верующий, вот от креста и шарахался. А солнца не боялся совсем. Гулял себе днем преспокойно и не сгорал. Даже не дымился.

Зайка глубоко вздыхает.

– Да и вообще: есть вампиры, есть упыри, есть вурдалаки. Они все ра-а-азные! – Она трясет рукой с раскрытой вверх ладошкой. – А глупые киношники их одинаковыми, как цыплят инкубаторных, показывают! – Она тычет пальцем в телик.

Громко сопя носом и надув губки, Зайка складывает руки на груди, и ее обалденные близняшки прижимаются друг к другу. Уставившись на них, говорю:

– Зай, ты ведь в курсе, что это просто кино?

– В том-то и дело, глупый, – говорит она и нажимает пальцем на кончик моего носа. – ПИП!

Потом она наклоняется ко мне и целует. Ее ротик с пухлыми губками и очаровательными клычками прижимается к моей заячьей зубастой пасти.

Это ж надо так любить… Что?

– Что-что. Хату твою, конечно. – Смеханыч прикуривает сигарету. – Это и ежу понятно. Но ты же заяц, а не еж, вот никак и не поймешь.

Смеханыч ржет и выдыхает дым, развалившись на диванчике в ординаторской. Сижу напротив него на стуле и машу ладонью перед лицом, разгоняя клубы дыма. Между нами в этот раз не каталка с телом, а небольшой столик. От Смеханыча всегда лучше держаться на расстоянии, чтоб не окосеть от перегара.