Крики стихли, и наступила тишина. Лишь редкие голоса доносились сквозь хлипкие стены кладовой до Гальера Аберуса, который все это время неистово тер веревками об острый край лопаты. Наконец путы его опали, и он не без наслаждения посмотрел на освободившиеся запястья рук. Слыша, как колотится его сердце, он с опаской подошел к двери. Через рассыхающиеся длинные доски, из которых она была сколочена, Гальер смог рассмотреть их каравеллу и гору тел рядом с ней. Хотя телами это было сложно назвать. То, что видели его глаза, скорее походило на кашу. Он разглядел нескольких выживших плавийцев в экипировке. Они проходили между растерзанными товарищами, и их неторопливая походка означала, что атака Хищников отражена. Каждый, кто учился в школе, знал, что плавиец жив до тех пор, пока голова его не отделена от плеч. Разодранные когтистыми лапами Хищников плавийцы лежали на земле и стонали. Кто-то отделался рваными ранами на ногах и животе, а значит, их можно передать в руки лекарей в надежде, что после лечения они смогут вернуться к службе. Животы других были выпотрошены. Товарищи подходили к ним, приседали перед ними, сочувственно, по-братски, брали их ладони в руки и, получив уверенный кивок, отсекали сослуживцам головы, лишая их мук, но даря благородную смерть.

Гальер откинул крючок и толкнул дверь кладовой. Она со скрипом отворилась, и он вышел на улицу. Ни разу за всю свою жизнь он не видел такой ужасной картины, такого количества мертвых тел. Но весь ужас того, на что сейчас смотрели его глаза, перебивала одна простая мысль. Он не видел ни одного из тех плавийцев, что сопровождали его на каравелле. И их героические смерти обернулись для него шансом на освобождение. Да, его, без сомнения, будут искать и, скорее всего, отыщут и вернут в Триарби или сошлют в Песочные рукава. Но это будет потом, а сейчас к нему не приставлено никого, кто знал бы его в лицо. И когда его найдет корона, она не сможет упрекнуть его в побеге, в уклонении от приговора Верховного судьи. И он, и плавийцы, и пленники Песочных рукавов, погибшие в пастях Хищников, были никем иным, как жертвами случая. Опасного, смертоносного, рокового для них – и невероятно удачного для него.

Простившись с Лерией, Эрви быстро долетел из Аладайских озер до Триарби, чтобы отыскать там Тайреса. На его счастье, в тот день в столицу из озер направлялась та самая каравелла, на которой он прилетел на Аладайские озера к Лерии. «Ты каждый день, что ли, из столицы мотаешься на озера и обратно? – усмехнувшись, спросил капитан каравеллы, когда увидел Эрви на причале. – Смотри, я до денег не жадный. Если часто будешь летать, дам тебе скидку. Клиентура в наши времена ценится побольше быстрого заработка». Эрви улыбнулся ему, но ничего не ответил, а лишь вручил капитану три монеты.

В этот раз столица отчего-то показалась ему недружелюбной. Возможно, дело было вовсе не в городе. Тяжелые мысли одолевали Эрви. Найти бы Тайреса поскорее и вернуться в Марьяни на разговор с матушкой. Если бы не друг, оставленный им в столице, из Аладайских озер Эрви отправился бы прямиком в Эр-Нерай. Но он помнил о том, что Ода пригрозила лишить Тайреса жизни, если ее сын, потерявший, по ее разумению, рассудок из-за любви к простой деквидке, не появится более на доньях Эр-Нерая. Впрочем, Эрви не мог знать, что его друг, гонимый неотвратимостью кары владычицы белого водоема, уже улетел в Гальтинг с Альварой Лаплари подальше от гнева леди Оды.

Свой первый день в столице Эрви безрезультатно потратил на то, чтобы попытаться отыскать Тайреса. Никто не мог дать ему сколь-нибудь маленькой зацепки, хотя бы призрачного следа, ведущего к другу. Он прочесал Живую площадь вдоль и поперек, переговорив, наверное, с сотней горожан, которые лишь отмахивались от его настойчивых расспросов. Он был в школе, где когда-то работала его любимая, он добрался даже до секретария Далонга, который лишь пожал плечами и выразил скупое сожаление из-за своей беспомощности в поисках Тайреса. В Морозную рощу, где рос Эксиль, величайшая и самая ценная реликвия Амплерикса, юношу не пустила стража – место то надежно охранялось от посторонних глаз и ног.

На исходе дня Эрви стоял на древесных берегах Парящих вод, с грустью всматриваясь в тихую гладь этого удивительного водоема, повисшего в ветвях Триарби тысячи лет назад в День воцарения династии Бальеросов. И если друга не было здесь, его не было в Триарби вовсе. Эрви вспоминал, как они с Тайресом, прибыв в столицу, завороженно глядели на Парящие воды, и как волны этого моря приветливо и игриво плескались, чувствуя близость своих владык. Сейчас прозрачные студеные воды тоже ласково льнули к ногам Эрви. Вода стала беспокойной, и массивные тяжелые капли выпрыгивали из зеркала Парящих вод и окропляли ступни Эрви.

Вдруг на его глазах водная гладь закружилась, и из воды приподнялся прозрачный, бестелесный силуэт. Эрви сразу понял, кто это. Водянистый силуэт понемногу обретал знакомые очертания: точеная совершенная фигура, острый вздернутый носик.

– Матушка? – Эрви удивленно обратился к обтекаемому силуэту. – Это ты? Или мой разум окончательно покинул меня?

– Он покинул тебя, – донесся до него приглушенный голос Оды, – но не потому, что ты видишь сейчас меня в воде. Он покинул тебя тогда, когда ты отдал сердце той девчонке.

– Матушка, не начинай.

– Я ли начала?

– Выслушай меня. Ведь ты одна в силах помочь мне.

– Стало быть, тебе мало того, что я подарила тебе жизнь когда-то?

– Мама, я молю тебя… Помоги мне! И, клянусь, больше ты не услышишь от меня ни одной просьбы.

– У нас с тобой был уговор, – тихо проговорила Ода. – Я отпустила тебя отыскать деквидку и попрощаться с ней.

– Я отыскал ее…