Когда каравелла приземлилась с воздуха на песок, Гальер встал на ноги, готовясь спуститься с борта судна на территорию Песочных рукавов, но один из плавийцев отрицательно покачал головой. Его сослуживец со свитком в руках покинул каравеллу и направился к входу в суровую тюрьму, сооруженную в огромной безмолвной дюне. Гальер видел, как из пещеры, поистине похожей на широкий распахнутый рукав великана, вышел какой-то деквид – очевидно, один из надзирателей тюрьмы. «Именем Королевы и по приговору Верховного судьи…» – доносились до Аберуса слова плавийца, но остального Гальер не слышал.

Надзиратель, изучив свиток, вернул его плавийцу и пошел обратно в тюрьму. Вскоре он вновь показался на улице, и за ним из пещеры один за другим стали выходить заключенные. Привыкшие к заточению в тесных мрачных песочных темницах, они прихрамывали и щурились от света, закрываясь от огненных сфер руками. Двенадцать отморозков выстроились в шеренгу перед плавийцем. Тот прошелся от одного края шеренги до другого, изучая каждого из пленников, которых не удостоили никакими объяснениями. Их было сложно отличить друг от друга – все они были примерно одинакового роста, со скомканными, давно не видавшими воды, длинными волосами и не менее длинными грязными бородами. На лицах некоторых из них виднелись шрамы и кровоподтеки – в тюрьме приходится постоять за себя кулаками и любыми подручными средствами. Одобрительно кивнув, плавиец рукой указал заключенным на каравеллу, и те, не задавая вопросов, принялись один за другим взбираться туда по сброшенной лестнице, пока все двенадцать не оказались на судне.

Лестница была убрана. Каравелла тихо оторвалась от песков и, оставляя за собой тонкие песчаные завихрения, стала набирать высоту. Гальер с опаской поглядывал на бывших обитателей Песочных рукавов, которых разместили по краям судна и приковали цепями. Длительное заключение закалило их, худших из худших – убийц, насильников, воров и казнокрадов. Когда-то их жизни разделились на «до Песочных рукавов» и «после Песочных рукавов», навсегда изменив представление о былом и приведя все к простому и понятному общему знаменателю. Аберусу казалось, что заключенным в целом не было дела до того, почему из сотен остальных из Песочных рукавов вызволили только их двенадцать. Не выказывали они интереса и к тому, куда теперь их отправляют. Даже если на казнь, в силу внезапно изменившегося решения Верховного судьи, – им было плевать. Уже после недели, проведенной в лишенных света темницах из песка, заключенный с радостью готов был принять любую смерть – чего же рассуждать об отданных тюремной клетке годах, десятилетиях. Понимал Гальер и то, что Верховный судья воистину оказал ему величайшую милость, ибо заточение в Песочных рукавах означало смерть – близкую или далекую, но неизбежную. Путь же в Аиль-Саттай оставлял, в отличие от тюрьмы, шанс дожить до старости. Призрачный, в который сложно поверить, но все же шанс.

– На забой? – внезапная реплика ухмыльнувшегося крупного деквида с осколками редких зубов прорезала тишину.

– На работу, – ответил плавиец.

– А платить будут? – продолжил тот, хрипло рассмеявшись и сплюнув себе под ноги.

– Если умудритесь выжить, – послышался ответ плавийца.

– И много заплатят? Я чего интересуюсь-то: мне бы новый канделябр на мансарду приобрести, а то гостей на чай совестно приглашать, мать их! Приходится принимать их в зимнем саду! – еще громче рассмеялся заключенный.

– Много, – сказал плавиец. – Но не монетами. Тем, кто выживет, даруется послабление режима по возвращении обратно. Прогулка раз в неделю.

– Недорого нас оценивают.

– Недорого стоите, недорогая и оценка. Но одному даруется освобождение из тюрьмы, – продолжил плавиец и добавил: – Если выживет.

– Это кому ж? Не мне ли? – спросил заключенный и хихикнул.

– Ему.

И плавиец пальцем указал на одного из двенадцати осужденных, который на вид меньше других походил на беспринципного отморозка. Им был Фрой Эрес, бывший советник мэра Сентры. Гернар Станби, приговоренный мэром Тенуитом к десятилетнему заключению, остался гнить в темницах Песочных рукавов, не зная, что именно его зятю выпал шанс на досрочное освобождение. Все время пути Фрой Эрес тихо сидел в цепях среди остальных на полу палубы, не задавая вопросов и радуясь хотя бы тому, что сейчас он мог видеть небо, а не низкий, осыпающийся песком потолок тюремной камеры.

– А что делать предлагают? – продолжил допытываться беззубый заключенный.

– Не предлагают. Приказывают. Узнаешь, когда прибудем.

– Куда тащат-то, скажешь хоть, командир?

– В Аиль-Саттай, – отрезал плавиец.

Спесь резко сошла с лица деквида – было заметно, что меньше всего он ожидал услышать название одной из самых опасных местностей на Амплериксе. Плавиец тем временем развернулся спиной к этому хамоватому заключенному и начал шептаться о чем-то со своими сослуживцами, дав пленнику понять, что разговор продолжен не будет.

Каравелла плыла по воздуху на небольшом удалении от земной тверди. Воздушные корабли вообще нечасто поднимались высоко в небо. В этом не было особой необходимости, да и дышать на большой высоте – задача нелегкая. Каравелла летела вдоль самого северного притока Арамея – того, который спустя много миль нырнет под Чистые горы, в тоннель, соединяющий Амарантовые топи Западного Амплерикса с землями Аиль-Саттая в Восточном Амплериксе.

Отсюда, с высоты, млечные воды реки казались голубыми. Скоро каравелла вонзилась в густые низкие серые облака, точно проткнув их носом. Облака полностью закрыли виды на ландшафт. Немного позже дымка слегка рассеялась, и перед пассажирами судна возникли очертания величественных Чистых гор. Казалось, что горы были совсем близко. Гальер Аберус свесился через борт и увидел, что здешние земли покрыты обширным красноватым покрывалом. Он слышал про Амарантовые топи и про растущие здесь тысячи мелких бесполезных диетр, но не мог и подумать, что из-за их обилия Амарантовые топи с высоты выглядят поистине, как темно-зеленый ковер, по которому разлили красное вино.

Капитан судна резко принял вверх – судно накренилось, и прикованные цепями заключенные не смогли совладать с силой притяжения, повалившись друг на друга и грязно матерясь от возмущения. «Эй, рулевой, не верблюдов везешь!» – послышались чьи-то недовольные возгласы. Капитан даже не повел ухом. Каравелла тем временем круто набирала высоту, чтобы не разбиться о контуры Чистых гор. Уши пассажиров заложило от резкого изменения курса. Чем выше взмывала каравелла, тем труднее становилось дышать.