Звучит, как откровенное предостережение, но я слишком хорошо знакома с бриллиантовыми дочками и сыночками богатых зазнаек, чтобы впечатлиться, словно это что-то новое для меня. И без него знаю, что с такими порой приходится несладко. Такие, как Анна, привыкают к вседозволенности, пока их родители носятся с ними, как с великими ценностями. И если тут есть чья-либо вина, так это самих родителей. Воспитывать надо лучше, а не баловать, будто это последний день в их жизни.

В любом случае, хуже, чем рядом с Марком Эрдманом точно не будет. Разве что…

– Если ты так их недолюбливаешь, почему мы направляемся именно к ним? – остаётся мне не понятно.

Но на самом деле всё очень просто:

– Это последнее место на Земле, где нас будут искать.

Нина

Палермо остаётся далеко позади. По левую сторону тянутся стройные ряды виноградников, а по правую…

– Это что, апельсины? – удивляюсь, присмотревшись к тому, что мельтешит перед глазами.

Дело даже не в том, что я впервые вижу апельсиновые деревья вживую. Просто в моём привычном понимании апельсины – жизнеутверждающе солнечно-оранжевые, вовсе не необычно тёмно-бордовые. Тем более, что вместо того, чтобы ответить, водитель сбрасывает скорость, останавливая машину, а затем позволяет удостовериться в моей догадке. Сами плоды выглядят заметно меньше, но кроваво-красная мякоть более ароматная и сочная, чем я привыкла. Вряд ли бы я решилась попробовать самостоятельно, но Айзек вырезает кусочек, который банально заталкивает в меня.

Очень вкусно!

Но то я оставляю при себе.

Вслух:

– Тебе не кажется, что у тебя начинает входить в привычку это твоё ненормально регулярное желание что-нибудь, да запихнуть мне в рот?

С учётом прозвучавшего подтекста ожидаю какую-нибудь встречную идиотскую шуточку, но блондин лишь улыбается краешком губ, вручает мне оставшуюся часть апельсина, тщательно вытирает свои руки, после чего возвращается за руль, а автомобиль возобновляет движение.

Зачем вообще спрашиваю?

После того, как узнаю больше о тех людях, к которым мы едем, Айзек выглядит мрачным и молчаливым, а мне от этого странным образом становится не по себе, вот и спрашиваю. На очередное его молчание тоже не сдаюсь.

– Янг, это ведь не сицилийская фамилия, верно? – спрашиваю, обернувшись к сидящему рядом.

Там, впереди, на холме, в конце длинной подъездной дороги виднеется огромный светлый домина. Каменный фасад придает строению вид уменьшенной версии замка. Именно туда и смотрит водитель, едва уловимо поморщившись на мой вопрос, словно я его откровенно достаю со своими расспросами.

– Верно. В своё время Антонио женился на Фаре и решил обосноваться именно здесь, потому что у него тут много… – неохотно, но отзывается Айзек, – скажем, партнёров по бизнесу.

– Чем он занимается?

Судя по виноградникам и апельсиновой роще, которые мы проезжаем, вполне вероятно самой провести соответствующую параллель, и моя догадка оказывается верна.

– Всем понемногу, – безразлично пожимает плечом собеседник.

– Например?

– Вино, – подтверждает одну из моих версий Айзек.

– А Фара?

Он снова морщится.

– Подтирает зад Анне, – кривится, уже не скрываясь.

– Что, до сих пор? – усмехаюсь.

– До сих пор.

Ещё немного, и красный Феррари останавливается перед роскошным крыльцом. Меня почти умиляет та старательность и сосредоточенность, с которой мой сопровождающий помогает мне справиться со шлейфом платья, чтобы выбраться наружу. Апельсин всё ещё при мне. В отличие от Айзека, я не успеваю вытереть свои руки, и мои пальцы липкие, но он не обращает на это никакого внимания, крепко перехватывает своей широкой ладонью мою свободную, а затем ведёт за собой. На секундочку мне даже становится совестно. В том числе за то упорство, с которым я выплёскиваю на него своё любопытство, хотя прекрасно видно, что он от него не в восторге. Вот и…

– Подожди, – останавливаюсь я на предпоследней ступени, тем самым тормозя и своего спутника.

Он вопросительно вздёргивает бровь, глядя на меня, и в самом деле останавливается.

– Секунду, – поясняю скупо, забирая свою руку.

Глубоко вдыхаю и делаю шаг в сторону, ближе к мужской спине, чтобы снять собственноручно приклеенную ему ранее оскорбительную надписью.

– Теперь можем идти дальше, – комкаю пластырь и прячу под апельсином в другой своей ладони.

Удивление в голубых глазах сменяется сперва осознанием, а затем откровенной насмешкой.