– Идем! – позвала она Веронику. – Дело есть. Не пожалеешь!

– А куда пойдем? Может быть, тогда лучше в номер?

– Кто о чем, а вшивый о бане! – усмехнулась в ответ Габи.

– Да, не переживай ты так, - добавила увидев, что Акиньшина готова обидеться. – Ночью все было просто замечательно, но сейчас у нас совсем другое дело.

Что ж, если не лукавить, ночью все действительно было очень даже неплохо, и это при том, что принцесса-наследница была куда более опытной любовницей и временами способна была показать своей девушке «небо в алмазах», но даже с ней Габи ощущала иногда некую «недосказанность». И объяснялось это тем, что Габи все-таки предпочитала мужчин. Во всяком случае, ее скудный опыт указывал именно на это. Мужчины представлялись ей более правильным, но, главное, естественным выбором.

– Что будем делать? – спросила между тем Вероника, и это прозвучало уже не игриво, а вполне по-деловому.

– Я тут вспомнила один фокус, - покрутила Габи рукой. – Непростой фокус и с порядочными заморочками, но, если получится, все будем в шоколаде. У вас ведь так говорят?

– У нас много чего говорят, - пожала плечами Вероника. – Вопрос, что ты имеешь в виду?

– Ну и ладно, тогда, - отмахнулась Габи. – О! А вот и подходящее место!

Подходящим местом оказалась мансарда, сооруженная в подкрышном пространстве. Габи здесь еще не была, - вообще, никто из них на чердак не поднимался за неимением к тому причин, - она просто «почувствовала» это место и привела сюда Акиньшину.

– Просто замечательно! – констатировала Габи, осмотрев просторную комнату, меблированную в стиле «деревенской» гостиной. – Снимай шубу и садись в кресло.

– А не замерзнем? – Поежилась Акиньшина. – Все-таки это мансарда. И отопления здесь нет.

– Отопление есть везде, где есть я, - довольно-таки «зловеще» ухмыльнулась Габи, вполне усвоившая методы «устрашения и убеждения», необходимые в арсенале каждого уважающего себя военного вождя.

Она «настроилась», на окружающее ее пространство и медленным ментальным пасом подняла температуру воздуха до двадцати пяти градусов Цельсия.

– Как ты это делаешь! – Вероника в удивлении распахнула глаза, видимо, почувствовала, как резко изменилась обстановка в комнате. – Даже не знала, что такое возможно! Я тоже так смогу?

– Возможно, - чуть кивнула Габи. – И возможно быстрее, чем ты думаешь. Ну-ка села удобно, расслабилась и закрыла глаза. И чтобы два раза не повторять! Все поняла?

– Да.

– Тогда, за работу!

Акиньшина закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, ну а Габи начала выстраивать информационный модуль[8]. Дело, к слову сказать, непростое, потому что в обычном случае человек не может рассказать, что он знает о том языке, на котором говорит и, разумеется, не может определить объем необходимого знания. Однако интроспекция джа оказалась невероятно эффективным инструментом. Еще недавно, казалось бы, только что, Габи о таком и мечтать не могла. Но сейчас она легко припаривала свое знание высокого франка, составляя информационный пакет, предназначенный начавшей впадать в дрему Акиньшиной. Одновременно с этим, - активно рассредоточив свое внимание, - Габи «достраивала» вокруг головы Вероники конструкцию ментальной передачи. Именно через этот конструкт новое знание должно было перейти в мозг девушки, чтобы стать там ее собственным франкским Логосом[9]. Операция непростая и страшно трудоемкая, буквально обессилившая и Габи, и ее русскую подругу. Впрочем, если усталость Акиньшиной была соразмерной платой за обретение знания, то физическое и магическое истощение Габриэллы было связано с ее неопытностью. Она же впервые проделывала этот фокус, и поэтому израсходовала гораздо больше сил, чем требовалось. Зато она не только научила Веронику настоящему высокому франку, но и сама кое-чему научилась. Например, тому, что силы следует беречь, расходуя их экономно и со смыслом. Недаром русский поэт Александр Пушкин назвал опыт сыном трудных ошибок[10]. Так и есть – опыт, вот в чем дело, и сейчас, среди прочего, именно опыт Габи и приобрела.

– Очнись красотка! – позвала Габи, завершив свой многообещающий эксперимент.

«Я бы сказала, экстремальный, - прокомментировала мысленно, - но не скажу. Запомню».

– Я что, задремала? – вскинулась между тем Акиньшина.

– Не волнуйся, - успокоила ее Габи своим самым добрым голосом. – Что естественно, то небезобразно.

– Стесняюсь спросить, - хмыкнула между тем Вероника. – Что это было, шеф? В смысле, что ты со мной сделала, о Великая?

«И в самом деле, что я с тобой сделала, милочка? Хотелось бы мне и самой это знать».

– Не догадываешься?

– Нет, - пожала плечами девушка.

– Тогда вопрос, - переходя на свой холодновато-ироничный «деловой» тон, спросила Габи, - на каком языке мы сейчас говорим?

– Мы говорим? – переспросила Акиньшина. – В каком смысле, на каком языке? Ой!

— Вот именно, моя милая, Берунико[11]! – рассмеялась Габи, довольная тем, что все у нее получилось, как «в книжке написано», от и до. – Именно ой! Мы говорим с тобой на высоком франке, и произношение у тебя, мой друг, самое аристократическое, какое только может быть. Если судить по твоей речи… Ну, знаешь, словарный запас, произношение… то да се… Ты франкская аристократка, получившая правильное домашнее образование и воспитание.

– Но как? – опешила Вероника, продолжая, тем не менее, говорить по-франкски. Так говорили бы между собой две подружки-аристократки во время разговора тет-а-тет. Не соблюдая правил и стиля, но именно этим подчеркивая свой уровень владения языком.
– Откуда это все сразу вдруг? Я же не могла… Не знала… Не умела…

– Я наделила тебя этим знанием, - пожала плечами Габи. – Только не надо пока никому ничего рассказывать. Пусть это до времени останется строго между нами. Наш общий секрет, ведь ты не против?

– Нет, но…

– Без «но», - остановила ее Габи.
– А ближе к вечеру мы с тобой снова сюда вернемся и предпримем еще одну попытку вывести тебя в люди. Хочу, Вера, попробовать научить тебя основам нашей магии, какая она есть, вернее, так, как ею пользуются франкские одаренные…

2. Трис

«Лесное сидение» затянулось на долгих восемь дней. Грустно, конечно, - все-таки у них у всех были планы, - но не смертельно, успеют еще наверстать упущенное, тем более что и сейчас они отнюдь не бездельничали. У толковых людей, как говорили древние, дел мало не бывает, бывает мало времени. Так что никто не скучал, занимаясь при этом каждый своим делом. Трис, например, беседовал с Августом, им, к счастью, было что обсудить. Оба колдуны и ученые и оба живут в непростые для их Миров времена. Есть, о чем поговорить и чем поделиться. И это, не говоря уже о том, что, чтобы дружить, - а они оба понимали ценность такой вот межмировой дружбы, - надо бы для начала разобраться в том, кто есть кто в этом Мире или в ином. Вот и разбирались, не торопясь и «со всем уважением». Иногда под кофеек, а иногда и под что-нибудь покрепче. Оба взрослые мужчины, сибариты и, возможно даже, эпикурейцы. Им можно и даже нужно. Кофе, сигара, немного приличного коньяка…