Шрифт:
— О чем ты хочешь поговорить?
— О, мы просто хотели сказать тебе, что считаем тебя симпатичной.
Вот и все. Это неприемлемо. Никто не мог ей этого сказать. Никто, кроме меня.
Я зарычал. Они меня не услышали. Двое мужчин были слишком сосредоточены на ней, и Блю искала выход. Я мог бы сказать, что ее мысли лихорадочно метались. Она была напугана.
Она выглянула из-за их плеч и увидела свой дом. Я подумал, что она собирается закричать. Но нет, она не закричала. Вместо этого, когда ее обидчики были заняты тем, что толкали друг друга локтями и смеялись как идиоты, она бросилась бежать.
Она бежала так быстро, что выскочила из леса за считанные секунды. Тоби и Мэтт выругались и побежали за ней, но было уже слишком поздно.
Прежде чем они достигли опушки леса, я настиг их. Когда Блю ворвалась в дом, я заставил двух человеческих мужчин замолчать своими когтями и клыками.
Они посмели проявить неуважение к моей паре, моей Луне, моей будущей невесте. Они никогда больше не проявят неуважения к чьей-либо жене, дочери или даже матери. Они никогда больше не проявят неуважения ни к одному живому существу на Другой Земле.
Когда я закончил с ними, пришло время возвращаться домой и готовиться к церемонии в Храме. На языке и в ноздрях у меня была кровь.
Я ни о чем не жалел.
ГЛАВА ВТОРАЯ
БЛЮ
Я захлопнул за собой дверь, слишком громко. Это напугало моих родителей.
— Блю! Ты в порядке? Что случилось?
Мама вытерла руки о грязный фартук и оглядела меня с ног до головы.
— Н-ничего. Я в порядке. Ничего не случилось.
Я разгладила платье и сняла туфли. Они были в грязи после прогулки по лесу и еще больше после моего бешеного бега по двору.
— Ужин готов?
— Да, дорогая. Надеюсь, ты не против каши с фасолью.
Я изо всех сил старалась не съежиться. Это было то, что мы ели каждый вечер. Бывали вечера, когда нам приходилось обходиться и без этого, так что я была благодарна.
Мне приходилось каждый день напоминать себе, как я благодарна своей семье и всему, что они для меня сделали. Отец чинил стул в углу комнаты, стараясь держать свои грязные инструменты подальше от того места, где готовилась еда. Он посмотрел на меня, я улыбнулась ему, и он удовлетворенно кивнул.
Пока я улыбалась, он знал, что со мной все в порядке.
— Пойду проверю, как там Одри. — сказала я, проскальзывая в меньшую из двух спален, ту, которую я делила со своей сестрой и ее новорожденным ребенком.
У мамы с папой была другая спальня, которая была ненамного больше нашей.
— Блю, подожди. — позвала мама. — Ты прочитала письмо?
Я глубоко вздохнула.
— Да.
Уголки ее губ приподнялись.
— Это ни о чем не говорило, не так ли?
— Нет, не совсем. Просто то, что я соответствовала… Я не знаю. Одному из них. Без имени, ничего особенного.
— Дорогая, ты не обязана уходить, если не хочешь. У нас все будет хорошо. У всех нас. Как и всегда. Твой отец согласен.
Отец что-то проворчал. Он перестал возиться со сломанной ножкой стула, чтобы послушать наш разговор.
— Я должна пойти. — сказала я тихим, но решительным голосом. — Ради тебя, ради Одри, но, самое главное, ради ребенка.
Мать кивнула, и отец тоже кивнул.
Они знали, что это единственный выход. Иначе у ребенка моей сестры, сына их настоящей дочери, ничего бы не получилось.
Мальчик родился таким маленьким и хрупким всего три недели назад и был болен. Врач в нашей деревне не знал, что делать, а лекарств не было. Нам пришлось отправиться в один из обнесенных стеной городов, но для этого нам нужны были деньги.
Одра даже не дала имени своему ребенку, опасаясь, что скоро ей придется с ним распрощаться. Я хотела, чтобы она дала ему имя, и я хотела, чтобы она вырастила его. Ради этого я была готова пожертвовать собой и согласиться на брак по расчету с чудовищем.
— Привет, как у вас дела?
Я присел на край кровати Одры. Она прижимала ребенка к груди и нежно укачивала его.
— Знаешь…
Она посмотрела на меня снизу вверх. У моей сестры были темные волосы и карие глаза, как у матери и отца. Мы не были кровными родственниками, но это не имело значения. Мы были связаны душами.
— Я слышала, ты получила письмо.
— Да. Я уезжаю завтра. На поезде. Билет был включен в стоимость.
— Мне жаль, что тебе приходится это делать.